Невиданные со времен Второй мировой войны санкции в ответ на российскую спецоперацию на Украине остаются ключевым инструментом Запада в его попытке сдержать военную машину Кремля. Но санкции непреднамеренно привели к существенным вторичным и даже третичным последствиям: от переоборудования европейских энергетических сетей до целого вороха судебных исков по поводу того, какую сумму страховщикам придется заплатить за конфискацию Кремлем более 400 западных самолетов.

 

Эти непредвиденные итоги привлекли гораздо меньше внимания, чем ожидаемые, но ситуация продолжает развиваться, и на карту уже поставлены десятки миллиардов долларов. Хотя санкции резонным образом корректируются ради максимального эффекта, политики не уделяют должного внимания юридическим разногласиям и проблемам, возникшим вследствие такого подхода. Между тем их результат во многом определит не только эффективность санкций, но и расходы, которые в итоге лягут на плечи Кремля и Запада.

 

Запад не в первый раз сталкивается с подобными проблемами. С началом войны с Японией в 1941 году США по Закону о торговле с врагом конфисковали активы и предприятия, принадлежавшие японским гражданам. Эти действия были направлены в первую очередь против военного противника, однако неизбежно нанесли масштабный побочный ущерб, поскольку инвесторами японских предприятий, кредиторами или вкладчиками в японских банках нередко оказывались сами американцы.

 

На то, чтобы распутать этот клубок, ушли годы. В конце концов Верховный суд и Конгресс США предприняли действия, чтобы защитить интересы инвесторов и обеспечить упорядоченную ликвидацию и справедливое распределение доходов между пострадавшими. Таким образом, в 1967 году Верховный суд США подтвердил права вкладчиков Yokohama Specie Bank на так называемые “иеновые сертификаты” — это позволило их держателям извлечь хоть какую-то экономическую выгоду от доходов по ликвидации банка.

 

Короче говоря, есть план, как урегулировать юридические разногласия, возникшие в результате экономической войны. Если в общих чертах, то план этот заключается в том, чтобы действовать решительно против экономических интересов врага, но в то же время сполна использовать институты закона и правосудия в интересах пострадавших сторон внутри страны.

 

Сегодня Россия и Запад ведут полномасштабную экономическую войну, однако на практике этот план не соблюдается. Наоборот, мы наблюдаем нечто прямо противоположное: противник безжалостно подрывает набор инструментов так называемого “международного порядка на основе правил” в собственных интересах посредством судебных исков, прямо подталкивая западные институты к излишне мягкому подходу— при этом основное бремя издержек легло на плечи Украины и Запада, которые не получают при этом практически никакой защиты.

 

Возьмем, к примеру, июньский саммит “Семерки”, на котором страны договорились пустить на помощь Украине доходы от замороженных суверенных активов России в размере 300 миллиардов долларов (из которых 200 миллиардов хранятся в виде денежных средств и ценных бумаг в бельгийской финансовой компании Euroclear). Лидеры “Семерки” фактически договорились монетизировать будущий поток доходов от замороженных активов и превратить его в немедленные выплаты Украине на сумму 50 миллиардов долларов. Это самое суровое признание того, что свои активы Россия в ближайшее время не получит — пусть даже прямая конфискация пока не обсуждается из-за дружного хора жалоб, что это якобы несовместимо с международным правом.

 

Однако, Брюссель настаивает на том, что Киев не получит ни цента из пяти миллиардов евро прибыли, которые уже принесли замороженные активы, и продолжает миндальничать с Россией и ее марионетками. Причина: сама Euroclear встревожена судебными исками, поданными Россией, а также заморозкой других ценных бумаг, пострадавших от западных санкций.

 

По данным Euroclear, ей предстоит “значительное количество судебных разбирательств”, причем практически исключительно в российских судах, где “вероятность неблагоприятных решений высока, поскольку Россия не признает международные санкции”.

 

Это изобличает вопиющий изъян в позиции сторонников так называемого “международного порядка на основе правил”. Россия тоже вольна обратиться к его структурам — и медленно, но верно подорвать эффективность санкций еще больше. Тем временем власти предержащие на Западе по-прежнему колеблются и не вспоминают исторические прецеденты экономической конфронтации.

 

Россия же, наоборот, продвигается на этом поприще: это и иски против Euroclear, и попытки Михаила Фридмана (российского олигарха, попавшего под санкции) вернуть почти 16 миллиардов долларов бывших активов через арбитражный иск по Двустороннему инвестиционному договору между Советским Союзом, Бельгией и Люксембургом.Как явствует из его названия, этот договор даже предшествовал становлению России как независимого государства и достался ей в наследство от Советского Союза. С тех пор он не обновлялся, но отменить его не так-то просто — в последнем пункте оговаривается, что он распространяется на инвестиции, сделанные в течение 15 лет после его гипотетической отмены.

 

Именно этим договором Россия в итоге воспользуется, чтобы добиться исполнения решений внутренних судов против Euroclear и других западных институтов. Можно не сомневаться, что дальше будет больше: Россия уже пригрозила “бесконечными юридическими проблемами” в случае конфискации ее активов или доходов от них. Одно из крупнейших столкновений на этом фронте, по-видимому, неизбежно, и политикам придется принять принципиальное решение, как действовать дальше. 7 июня Постоянная арбитражная палата присудила компании Uniper, перешедшей во владение немецкого государства после выплаты финансовой помощи, 13 миллиардов евро компенсации за ущерб от “Газпрома” из-за решения Путина отключить Европе газовый вентиль в 2022 году, после чего Берлин поспешил компании на выручку. С другой стороны, российский арбитражный суд присудил “Газпрому” 14 миллиардов евро компенсации от Uniper по этому же спору. Берлин намерен провести повторное размещение акций Uniper, но вряд ли решится на это — с таким-то ярмом на шее.

 

Поэтому тем примечательнее, что западные политики даже не задумались ни о том, как им преодолевать такие риски, ни о том, почему России по-прежнему дозволено пользоваться правовой системой Запада на фоне полномасштабной экономической войны.

 

Похоже, что именно потенциальная уязвимость перед судебными исками России и ее сторонников, а также отсутствие убедительной или, хотя бы, последовательной реакции Запада, вынудили Euroclear предпринять ряд шагов, не только не отвечающих западным интересам, но и несовместимых с прошлой практикой.

 

Так, клиринговая палата отказалась объявить ряд ценных бумаг дефолтными в тех случаях, когда юридическое лицо предпочло объявить дефолт добровольно, а не вынужденно под действием санкций. Это коснулось не только российских корпоративных заемщиков, но и долгов правительства соседней Белоруссии. Суверенные еврооблигации Белоруссии подлежали погашению в начале 2023 года, но этого не произошло — и, следовательно, технически они должны считаться “дефолтными”. Euroclear же вместо этого обозначил их как “подлежащие погашению”. Выбор такой формулировки имеет серьезные последствия, блокируя клиринг и расчет по этим облигациям и, как следствие, сказывается на западных кредиторах — тогда как Белоруссия, ключевая союзница России в ее спецоперации, наоборот, защищена от любых последствий дефолта, будь то намеренно или случайно.

 

Веских объяснений этим действиям нет, но похоже, что Euroclear приняла оправдание самой Белоруссии: мол, выплачивать долг ей мешают санкции. Но отнюдь не все санкции препятствуют выплатам, и уж тем более не те, под которые попала сама Белоруссия. Примечательно, что белорусский Банк развития, столкнувшийся с тем же режимом санкций, что и суверенное правительство страны, успешно осуществил купонный платеж в ноябре 2022 года, пусть и с некоторой с задержкой, держателям облигаций компанией Euroclear. Таким образом приостановка платежей — не более, чем политический выбор. В итоге Банк развития последовал примеру правительства и также приостановил платежи, и в этом году уже не смог погасить свои еврооблигации в срок. При этом с его облигациями Euroclear обошлась точно так же: они помечены как “подлежащие погашению”, а не “дефолтные”.

 

Такая снисходительность и, судя по всему, страх объявить дефолт российскому союзнику не только беспрецедентны — но и решительно расходятся с подходами рейтинговых агентств и инвесторов, Всемирного банка, Международной ассоциации свопов и деривативов и даже действиями самой Euroclear в отношении других суверенных государств. В недавнем прошлом дефолтные облигации Шри-Ланки, Ливана и Замбии получили от компании Euroclear верную маркировку.

 

Западным кредиторам Белоруссии, ее Банка развития и аналогичных российских корпоративных заемщиков блокировка торговли и расчетов Euroclear очевидно вредит. Для России и ее союзницы отсутствие дефолтной маркировки со стороны ключевого звена западной финансовой инфраструктуры парадоксальным образом служит щитом. Это идет вразрез с тем, что санкции призваны ограничить приток средств в Россию и союзные державы и сократить имеющиеся ресурсы для ведения несправедливой спецоперации — выходит, что они, наоборот, сдерживают их отток.

 

Как западным политикам реагировать на эти вызовы? Во-первых, надо вспомнить действующую методичку экономической войны и рассматривать как можно больше текущих претензий как дефолты и банкротства. Во-вторых, признав, что “международный порядок на основе правил” фактически представляет собой набор устоявшихся норм (особенно что касается споров кредиторов), а Россия провела минимум десятилетие, всячески их подрывая, начиная с попытки испортить реструктуризацию Украины в 2014 году, которая с тех пор застряла в английских судах.

 

Это минимум того, что предстоит сделать, чтобы защитить интересы Запада, высвободить больше средств для Украины и пресечь попытки Кремля превратить международное право и его институты в оружие.