Идея этого материала появилась очень просто. В Донецк я возвращался микроавтобусом, на тех местах, что рядом с водителем. На небольшом пространстве в три сиденья (ширина такого «бусика» — меньше 2-х метров) каждый был увлечен своим смартфоном. Причём, в течение всего времени поездки (почти 16 часов)! Можно сказать, на этих 2-х метрах развернулись три разных вселенных.

Водитель постоянно перекидывался «голосовыми» через WhatsApp (кстати, наверняка самый шпионский мессенджер), я слушал музыку, мой сосед смотрел подкасты. Пассажиры сзади занимались тем же самым. Вернее, каждый своим, но с помощью одного и того же инструмента — через экран мобильного телефона. На остановках мы почти не общались между собой. Не потому, что мы случайные попутчики. Просто у каждого свой экран, а там, как говорили раньше, «у каждого своё кино».

Эта сцена, в общем-то, является ёмкой метафорой того, что представляет из себя окружающий нас социум. Хотим мы того или нет, каждый превратился в отдельную капсулу, в которую через трубочку, как в фильме «Матрица», поступает нужная жидкость. Мы погружаем себя в эти рамки сами, но потом технические средства, усиливая наши запросы и предпочтения, создают отдельное пространство, в котором по факту место остаётся только для того, что мы желаем видеть. Остальные новости и сферы жизни становятся ненужными реликтами. Об этом уже придумали много терминов вроде «эхо-комнаты» или «тоннельное зрение». Но далеко не всегда внимание акцентируется на том, что процесс такой добровольной цифровой атомизации на данный момент настиг почти каждого жителя крупного города.

Например, по данным ВЦИОМ, в Москве и Санкт-Петербурге 42% опрошенных признали, что в случае отсутствия мобильного телефона в лёгком доступе испытывают тревожность. Именно это специалисты и называют «номофобией» — боязнью остаться без своего гаджета.

В социологии есть такой термин «социально одобряемый ответ». Он обозначает, что респондент отвечает на вопросы не честно, а так, «как это было бы прилично». В этом плане классика жанра: «Читаете ли вы книги?» — «Да, конечно!» (на самом деле, честно было бы сказать: «Ой, это давно было»). Точно такой же социально одобряемый результат хотели получить и те, кто утвердительно отвечал на вопрос «Можете ли вы легко проводить время без смартфона и не думать о пропущенных сообщениях». Этот показатель — 58%, наверняка можно смело переполовинить, потому что все мы в большей (и очень редко в меньшей) степени уже успели приобрести цифровую зависимость. Другой вопрос — готовы ли мы это признать.

Есть такая профессия — таргетолог. Это люди, которые направляют соответствующие потоки информации в нужные сегменты интернета. Они для работы оперируют не результатами опросов, а реальными внутренними данными из сети. И они говорят, что сегодня 86% жителей России зарегистрированы как минимум в одной социальной сети. В среднем современный человек проводит в соцсетях 272 минуты, это 4,5 часа в день. «Много!» — скажете вы. Но это ещё «средняя температура по больнице». Более молодые категории пользователей, те, что «выросли с телефоном в руке», дают ещё больший показатель: 493 минуты в день (или больше 8-ми часов). И это «шах и мат».

Вопрос цифровой зависимости, которой подвержены почти все (социологи ВЦИОМ определяют как «не пользователей» всего 14% жителей РФ, в основном это обитатели глубинки старших возрастных групп), очень важен по двум причинам.

Первая: социальные сети ослабляют реальные связи между гражданами страны. Превратив себя в «свободные цифровые атомы», мы стали одиноки, раздражительны и внушаемы. Это особенно важно, если обратить внимание на тот факт, что мы не знаем, кто и через какие алгоритмы манипулирует нами в то время, как мы смотрим (реже — делаем сами) тот самый «контент».

Примеров «цифровых эпидемий» достаточно много — начиная от игры «поймай покемона» и заканчивая потоком «добровольных» беженцев в сторону Грузии и Казахстана в первые дни СВО. Контролирует ли российское государство то, что происходит в сети? Может ли пресечь при необходимости опасные тенденции? Полагаю, ответы на эти вопросы скорее отрицательные. С этим нужно что-то делать хотя бы потому, что идёт война, и она может продолжить набирать витки. И в это время общество должно быть консолидированным, а не разрозненным, как сейчас.

Вторая: с каждым поколением эта зависимость будет углубляться, и уже в обозримом будущем мы можем иметь проблему с целыми поколениями молодёжи, поражёнными цифровой деменцией.

Это не тот случай, когда слабоумный старик Байден смешно скользит на трапе самолёта. Причиной того, что специалисты заговорили о цифровой деменции среди юных поколений, в первую очередь, является привычка родителей отвлекать своих чад с помощью экранов смартфона, планшета или телевизора. Вы обращали внимание, с каким зачарованным видом дети смотрят рекламу по телевидению? В момент этих вспышек яркости их мозг вырабатывает дофамин — искусственное счастье, которое почти невозможно воспроизвести в реальной жизни. Именно из-за стремления увидеть как можно больше ударных картинок (в настоящем такой яркости нет) и формируется цифровая зависимость.

У взрослого человека она выглядит примерно так: утром дома — экран телевизора или смартфона (на самом деле, совершенно неважно, главное — очень цветные чёртики). По дороге на работу — смартфон. Там же новости, как иначе. Многие из нас, приезжая на работу, видят, опять же, монитор, в котором, в том числе, — соцсети. Вечером по дороге домой — телефон, потом — телевизор или «развлекательный контент» с другого экрана (многие считают, что смотреть ТВ уже не модно).

Суммарное экранное время у каждого из нас получается просто огромное. Для людей постарше такое количество цветных картинок чревато разрушением нейронных связей (то есть, мы становимся глупее).

И важное социальное последствие: у общества с цифровой зависимостью очень сильно понижается порог критического восприятия.

Так вот, очень плохо в период постоянного военного конфликта (как у нас сейчас) иметь внушаемое население и при этом не контролировать «средства доставки» мыслей — сетевые платформы, рекомендательные системы и даже собственные телеканалы (их гораздо больше контролирует рынок, который не за нас).

Ну, а в случае с детьми ситуация в разы хуже — у них нейронные связи формируются принципиально иначе. Ребёнок, который с младенчества погружён в интернет-среду, запоминает не информацию, а место, где он ее нашел. Получается, что именно знаний он не имеет. Когда-то за несколько лет до СВО я спрашивал у молодых коллег, которые гуглили всё, вплоть до элементарного: «А что будет, если поисковики отключат?». Они отвечали раздражённо: «Не может такого быть». В 2022 г. Google в ДНР отключили, остался Яндекс. Пока остался.

Ещё одно последствие — снижение концентрации внимания. Сюда же добавляем клиповое мышление и получаем поколение, которое не сможет воспринимать информацию целостно (вплоть до того, что не сможет дослушать до конца одну песню — я видел такое в работе с молодёжью). Постепенно пройдёт время, и уже эти люди станут взрослыми. Чему и как они будут учить своих детей? Проблема более чем острая, как минимум потому, что мы не можем повлиять на процесс энтропии, того, как рассыпается целостный мир. И вполне возможно, что сегодня уже никто не может на него влиять — слишком много непредсказуемого в таком стремительном развитии техносферы. Вполне возможно, что процесс цифровизации продолжается просто потому, что он приносит сверхприбыль. Например, на 2023 г. только в России было продано 30,7 млн. устройств (смартфонов и планшетов) на сумму 681 млрд. рублей.

Теперь подводим итог: что будут делать люди, которые полностью зависят от своих телефонов и никак не могут менять ситуацию? Смогут ли они вообще создать семьи? Или хотя бы самостоятельно принимать решения? Я уже молчу о сохранении суверенитета страны.

Что нужно делать в описанной ситуации? В первую очередь — приложить все усилия для того, чтобы «экранное время» ваших детей не пожирало их мозг и психику. Чтобы было много «аналоговых» действий, среди которых обязательно должны быть и физические нагрузки, и чтение книг. Учите их дочитывать истории и книги до конца, точно так же дослушивать песни и понимать, о чём они, разбирайте с ними тексты и фильмы, которые вы посмотрели осмысленно.

Добиться этого можно только собственным примером (не забываем, что наши дети зависимы потому, что к этому склонили их мы). Соответственно, нужно следить за собственным уровнем, а потом уже требовать чего-то от детей.

Во вторую — влиять на ситуацию каждому на своём месте. Не давать «цифре» залить все сферы жизни, если не хотим увидеть «дивный новый мир» собственными глазами.

Пока же психологи не исключают появления специальных учреждений, в которых будут помогать избавляться от цифровой зависимости.

«Скорее всего, они не будут похожи на спецучреждения, в которых пациенты избавляются от алкогольной или наркотической зависимости. Это будет формат детских лагерей, где люди будут учиться общаться друг с другом вживую, находить общие интересы, играть и радоваться жизни без телефона в руках», — говорят они. Так себе перспектива.