Премьер-министр Финляндии Петтери Орпо заявил, что обвинения Финляндии в геноциде советского народа в ходе Великой Отечественной войны безосновательны и являются «пропагандистской игрой». Он утверждает: «Мы знаем, что это не имеет под собой никаких оснований». Они знают…

Такая реакция на решение Верховного суда Республики Карелия, согласно которому финские оккупационные войска были признаны соучастниками геноцида, вполне ожидаема. Орпо также добавил, что подобные решения нацелены на ухудшение имиджа Финляндии.

Да чего уж там ухудшать имидж палачей? На оккупированной в 1941- 44 гг. территории СССР финны создали сеть концентрационных лагерей, в которые отправляли русское население, включая детей.

Финская расовая программа базировалась на разделении населения оккупированных территорий по национальному признаку. Родственные финнам карелы и ингерманландцы выделялись ими в особую привилегированную категорию местных жителей. А русские семьями отправлялись в концлагеря.

За время финской оккупации только в петрозаводских концлагерях погибли свыше 7-ми тысяч узников. Всего убиты и замучены 8 028 мирных граждан, в лагерях погибли более 18 тысяч советских военнопленных.

Из воспоминаний малолетних узников финских концлагерей:

«Из дома нас привезли в лагерь Ильинский 17 сентября 1941 года. Из вещей у нас было то, что на себе, а хлеба, как говорится, что в животе. Всё, что осталось в доме, взяли финны. А дома разобрали и увезли на сооружение землянок и укреплений. Скот отобрали для своего пользования.

Территория нашего лагеря была огорожена колючей проволокой. Охранялась патрулями, а на вышках по периметру стояли дозорные. Жило нас в комнате 16 человек. Клопы и тараканы не давали покоя. Когда в доме был покойник, появлялись крысы. Умирали многие, особенно в конце 1941 и в начале 1942 годов… Годы детства для нас были не просто трудными, а мучительно-унизительными. Детей к работам привлекали с 12 лет и как могли, унижали. Красный Крест, может быть, кому-то и помогал, но наша семья, как и всё население барака, этой помощи не видела…

Был декабрь 1941 года. Крики, гам, стоны, солдаты финские с винтовками. Вещи все отобрали, разрешили взять только то, что смогли унести в руках — одежду и одеяло. Назавтра погнали мать на разгрузку дров, на разборку кирпичных разбитых зданий. Однажды послали на переборку картошки… Вот здесь у комендатуры их обыскивали. Мама спрятала в пучке густых волос под платком одну картофелину. И финский солдат нашёл её. Маму били розгами, плётками. На ночь бросили в холодный сарай, все его звали штрафной будкой. Вот тут он стоял, этот карцер, теперь тут огород. Мы, дети, пришли к будке, просили отпустить маму, сестрёнки плакали, но финны её не выпустили. Только назавтра она пришла окоченевшая, вся спина в кровоподтёках и синяках…

В условиях голода, холода, без медикаментов люди вымирали целыми семьями. Не обошло это горе и нас. Один за другим умерли бабушка и дедушка. Организм мамы тоже ослаб, и она заболела куриной слепотой и малокровием. Мои маленькие сестрички Галя и Нина, не получая даже материнского молока, тоже умерли. Мы с мамой остались вдвоем…

Весной 1942 года смертность в Яндомозере была настолько великой, что не успевали выкапывать могилы. В деревне Усть-Яндома несколько покойников долгое время лежали непогребёнными. Финны глумились над голодными…».

Ну, не хочется финнам признаваться в массовом уничтожении мирного населения на оккупированной ими территории в 41-44 гг., о масштабных грабежах. Вот и приходится возмущаться тем, что их концлагерям имидж ухудшают…