Сегодня, когда темпы движения фронта стали напоминать первые дни СВО, мы часто сталкиваемся с путаницей. «Вооружённые силы Российской Федерации освободили Нью-Йорк и приблизились к Торецку», — говорят ведущие в вечерних новостях. Понять их людям, всю жизнь прожившим в Донбассе, сложно. Потому что «Торецк» — это новодел украинской пропаганды, появившийся во время внедрения «декоммунизации», а на нормальном, привычном нам языке это Дзержинск, расположенный неподалёку от Горловки. А «Нью-Йорк» — это старое название, но оно не использовалось с 1951 года.

Иногда настойчивый человек для того, чтобы понять, где же всё-таки сейчас находится линия фронта, открывает карты уже в интернете. Но и там он видит либо странные названия, либо двойные имена, написанные через дробь (как в Яндексе). Получается, что освобождая свою землю мы продолжаем использовать язык противника, и это ставит нас в зависимое положение.

Путаница, похожая на стих Чуковского, началась в 2016 г., когда на Украине затеяли массовую кампанию по «декоммунизации». Она включала в себя несколько элементов, самым заметным и провокационным из которых было уничтожение памятников. В первую очередь некультурной агрессии подверглись памятники Ленину. Запрещенные в РФ правосеки и члены многих других радикальных организаций и партий сносили монументы в Харькове и Киеве, оставляя обезображенные постаменты с неонацистской символикой и глумливыми надписями. Окончательно не смешно стало, когда современные бандеровцы начали демонтировать памятники, связанные с памятью о Великой Отечественной войне.

Главный вдохновитель «декоммунизации» националист Владимир Вятрович своих намерений не скрывал:

«В памятниках и названиях улиц воплощаются те вещи, на которые нужно ориентироваться и повторять их, которые важны для граждан этого государства. Для украинцев это не должны быть те люди, которые убили миллионы украинцев за годы существования советского государства» (утверждение это ложное, но люди с бандеризированным сознанием в него свято веруют).

Будучи профессиональным историком он сознательно боролся именно с памятью. Зачищал ландшафт под новый, окончательно радикализированный вариант идеи, в которой «Украина понад усе».

В этом шокировавшем всех поведении нарочито отсутствовали какие-бы то ни были причинно-следственные связи и логика. Многие тогда обращали внимание на тот факт, что украинское государство и возникло-то при Ленине, могли бы хоть за это его помиловать. Другие сравнивали поведение нового майдана с безумствами времён разгула национал-социализма в Германии 30-х гг. прошлого века.

Но настоящая ирония ситуации заключалась в том, что, готовя под снос всё советское, украинские революционеры в первую очередь копировали именно поведение большевиков периода становления СССР. Точно такой же отмороженный радикализм, основанный на уверенности, что «Мы наш, мы новый мир построим». Ну, а корнями всё это уходит ещё в Великую французскую революцию.

Когда-то в конце XIX в. «якобинцы», «жирондисты» и многие другие разнообразнейших мастей радикалы решили отказаться от предыдущей политической модели, заменить монархию республиканской формой общественного устройства. Попутно развернулась борьба с католической церковью. В результате этого всего возникла такая ситуация, при которой произносить слово «Бог» стало контрреволюционным — христианство вытеснили «Культ разума», а затем «Культ Верховного Существа». Календарь был заменен на новый (ведь старый основывался на церковной традиции), названия месяцев стали, как сказали бы современные французы, «гендерно-нейтральными»: «Брюмер» (месяц туманов), «Термидор» (месяц жары) и т.п. Внешне всё это выглядит даже забавно. Если не вникать в суть. Но за период с 1792 по 1799 гг. почти все революционеры погибли — они последовательно казнили друг друга, используя гильотину и расстрелы. Попутно революционный террор уничтожил огромное количество простых граждан и вверг Францию в следующую кровавую мясорубку: пришедший к власти Наполеон культурные эксперименты прекратил (1806 г.), но развязал долгую череду войн, закончившуюся только в 1814 г.

А ещё при Наполеоне случились египетские походы, за время которых затеявшие французскую революцию члены масонских лож окончательно добрали ещё того, оккультного языческого опыта и он стал нормой для нас всех. Ведь привычка считать Богом человека (фараона, военачальника, генерального секретаря или основателя твоей радикальной традиции) с тех пор неотступно преследует все политические режимы, поставившие себе целью заменить Христа на что-либо другое. Так неубедительными подобиями Бога становятся вдруг Ленин или Бандера: в честь них переименовывают города или называют новые. Правда, на Украине после 1991 г. такими глупостями не заморачивались, там только ломали и переименовывали.

Ещё одна общая черта, которую отказываются видеть украинские наци, зачарованные осознанием своей «неповторимости»: в том времени, которое мы называем «новейшей историей», все революции по уровню жестокости и методам очень похожи друг на друга. Например, исламские радикалы, стремившиеся построить новый Халифат, идеи и лозунги имели совершенно другие. Но с исторической памятью боролись теми же методами, уничтожая неудобное им культурное наследие, взрывая памятники архитектуры.

В первую волну украинской «декоммунизации» было переименовано 3 700 населенных пунктов. Тогда стало очевидно, что «цивилизованный мир» открыто поддерживает украинское беззаконие. В гугл-картах и в так называемом «русском» Яндексе плотно прописались «Кальмиусское» вместо «Комсомольского», «Чистяково» вместо Тореза и «Бойковское» вместо Тельманово. Кстати, все три этих населённых пункта находятся на территории ДНР и ни разу не были под контролем Киева начиная с 2014 г. Но они всё равно их назвали по-своему, «виртуально завоевав».

Смешнее всего то, что переименовывать «свидомым» революционерам было почти не во что — ведь все эти города и местечки либо были построены в СССР, либо возникли раньше и корнями уходили в традицию Российской Империи. Но в любом случае никакого украинского вклада там не было и не предполагалось.

Разберём на примере тех населённых пунктов, которые сейчас находятся на линии фронта или были недавно освобождены: небольшой посёлок Нью-Йорк, расположенный на пути к Дзержинску действительно назывался так до 1951 г. Но после был переименован в Новгородское.

Иногда же возвращение «старорежимных» названий, «лишь бы не советских», играет с украинствующими злую шутку, напоминая, например, основанный при Иване Грозном Бахмут.

Не так давно был взят Угледар, построенный на волне послевоенной индустриализации СССР (1964 г.). Город-электростанция Курахово был возведен в 1936 г. во время сталинского обустройства территории Донбасса. Следующий крупный населённый пункт, ожидающий своего освобождения — Красноармейск (в украинской версии «Покровск»). Он тоже стал городом в предвоенном 1938 г., когда наш регион был «всесоюзной кочегаркой».

Возникает логичный вопрос: при чём здесь вообще Украина? Какое право имеют новые бандеровцы всё это переименовывать и вообще на что-то здесь претендовать? А самое интересное — почему они не видят, глядя в зеркало, как похожи на ненавистных им большевиков радикального периода?

Ведь во время Ленина и после его смерти тоже переименовывали города, так же взрывали храмы и расстреливали священников. Тоже потом по очереди (как перед этим во Франции) уничтожали друг друга. А в быту развлекались такими новыми социальными практиками, что «Собачье сердце» просто отдыхает.

Вот как описывает в своей книге «Полная история Донецка» попытки вычеркнуть «старорежимные» традиции в Донбассе 30-х гг. прошлого века краевед Валерий Стёпкин:

«… для вовлечения широких масс в общественные мероприятия, помимо свадеб, были и другие поводы, например, октябрины, заменившие прежние крестины. Кстати, вместо старого слова «нарекли» появилось новое «озвездили». По мнению идеологов, на октябринах рабочий убеждался, что «ребенку можно дать имя без всякого попа, что никаких несчастий «от Бога» после этого не бывает… Проводились октябрины, как и свадьбы, в клубах, при большом стечении народа. Открывал их обычно секретарь комячейки. Потом собрание выбирало президиум. Президиум располагался на сцене, за столом, а около стола садились молодые родители с новорожденным, которого из рук матери или отца принимал в свои объятия всё тот же секретарь комсомольской ячейки. Он оглашал перед присутствующими данное младенцу имя и заворачивал его в красное одеяло. Пионеры становились в почётный караул, и собравшиеся хором пели «Интернационал». Секретарь партийной ячейки давал наказ родителям воспитывать нового борца за рабочую революцию и дарил ему какую-нибудь партийную книжицу, например, «Манифест коммунистической партии».

Имена, как указывает исследователь Степкин, давались подчас феноменальные:

Арвиль — армия В.И. Ленина;

Вектор — великий коммунизм торжествует;

Ворс — ворошиловский стрелок;

Изиль — исполняй заветы Ильича

и многие другие.

Напомню, что в современной Украине детей во имя нового антирусского культа тоже называют Джавелинами, Байрактарами и просто Степанами. В честь сами знаете, кого. А на идеологических сборищах вместо «Интернационала» поют гимн Украины. Но суть происходящего от этого сильно не меняется.

А вот тут уже аналогия между большевистским фанатизмом и современным бандеровским вовсе прямая (документ от апреля 1924 г.):

«По Горловскому району с 1-го декабря состоялось 27 «крестин», 8 «красных свадеб» и 9 переименований. Все крестины и браки сопровождались торжественными заседаниями рабочих с участием представителей профсоюзов, партийных и других организаций…».

Как акцентирует автор «Полной истории Донецка» — новые обряды должны были вытеснить старые, религиозные, а клубы — церкви. Сегодня в украинских сёлах и городах тоже совершают свои ритуальные действа: становятся на колени перед гробами, проводят факельные шествия, провожают «побратимов» в лучший мир, подражая языческим нормам.

Вот стоило оно того, хочется спросить? Лучше бы уж по-старинке ходили в православные храмы, чем верить в этот фантасмагорический набор (и хуже того — практиковать его).

Советский перебор, связанный с избытком «левого» фанатизма в полной мере смогла укротить только Великая Отечественная, поставившая вопрос остро и однозначно: либо возвращаемся к традиции, порядку, структуре, погонам и прекращаем заниматься ерундой, либо проигрываем войну и исчезаем навсегда.

В 1943 г. тогда были прекращены гонения против Церкви, в стране восстановили институт Патриаршества. Шальная волна переименований по поводу и без тоже сошла на нет (до прихода к власти Хрущёва). Государственная система снова стала здоровой, период радикальной лихорадки закончился.

Очень хочется надеяться, что для территории, которую сейчас занимает Украина, выздоровление будет ознаменовано тем фактом, что это государство просто пропадёт, забрав с собой всех бандер, шухевичей и придуманные в их честь дурацкие имена, идеологии и практики.

Но и нам с вами тоже нужно смотреть в оба, чтобы не начать вдруг поклоняться «Великой Цифровизации» или какому-нибудь «Лучезарному Сберу». Ведь современный украинский радикализм — один из последних в своём роде. Он же базируется на идеях, придуманных в ХХ веке. Все следующие попытки перекроить нормальный уклад вещей будут построены уже на модернизированных бесах, виртуальных.

Но сначала нам нужен русский Киев. А потом уж будем разбираться с новыми проблемами.