[AGI убивает] «Заметали следы». Мать создателя ChatGPT Сучира Баладжи Пурнима Рамарао в интервью Такеру Карлсону: его смерть — убийство, а не суицид. «Многое в этой истории не сходится»
Здесь не обошлось без зловещего сговора, заявляет мать создателя ChatGPT в интервью Такеру Карлсону. Сучир Баладжи выступил свидетелем по иску против OpenAI о нарушении авторских прав, после чего его нашли мертвым. Официальная причина смерти — суицид, но мать уверена: это убийство.
Такер Карлсон: Ситуация выглядела так: Ваш сын (который, между прочим, был Вашим единственным ребенком, и мне очень жаль)… Ваш сын был угрозой — по-настоящему весомой угрозой — для компании Open AI.
Пурнима Рамарао: Ну не то чтобы… Он не угрожал, он просто переживал за людей, переживал за человечество. Он сказал The New York Times, что, по его мнению, сейчас ИИ без должного регулирования несет опасность для человечества. Он боролся за свои убеждения и отдал за них жизнь — естественно, что он мученик, и он никогда не сомневался [в своих поступках]. Он подверг свою жизнь риску.
— Официальная причина смерти — суицид. Вы его мать — конечно, Вы много с ним общались. Заметили ли Вы какие-нибудь признаки депрессии?
— Нет. Он только что вернулся из отпуска. Вел очень активный образ жизни. На поминки пришло много его друзей, и они рассказывали, как познакомились с ним, сколько встречались с ним. Он навещал родственников, мы ходили обедать в рестораны, с ним всё было в порядке. И, что важнее всего, у него был конкретный план по поиску работы.
— Да. Запланированы собеседования, и целый список текущих дел… Он когда-нибудь намекал или говорил Вам, что ему кажется, будто его жизнь под угрозой?
— У него были конкретные планы. Он хотел работать на благо человечества. В последний день, когда мы разговаривали, у нас шла речь именно об этом. Он раздумывал о создании некоммерческой организации. И он не хотел получать зарплату за свой труд, он сказал: «Мама, у меня достаточно средств. Мне даже не нужно, чтобы мне платили, я хочу служить человечеству», работать на стыке нейротехнологий и машинного обучения, используя, наверно, то, что я видела на его компьютере, над проектом по будущему медицины, вызовам врача на дом. Поскольку мы пока не открывали его электронную почту и компьютер, нам предстоит этим заняться, но мы знаем (он обсуждал это со мной), что у него был план на год. Он сказал: «Дай мне год, и ты потом всё узнаешь».
— Вы когда-нибудь говорили с сыном о Сэме Альтмане (один из основателей компании OpenAI. — Прим. ИноСМИ)?
— Не со мной напрямую, но он много говорил о нем со своими друзьями. Когда он был на острове Каталины, он много высказывался против него. Он ему не нравился, вообще-то: я даже видела запись в его дневнике, где говорилось, что он хочет работать с Энн Альтман в ее некоммерческой организации.
— Имеется в виду сестра Сэма, которая обвинила его в домогательствах?
— Да.
— Неужели? Он это написал?
— Да. Так что он был в курсе, какой личностью был Сэм Альтман, в основном его тревожила ложь.
— Ложь?
— Ложь, к которой прибегал Сэм Альтман. Он много врал, а мой сын очень этичный человек, и он… он не мог с этим смириться.
— Давайте вернемся к моменту смерти Вашего сына. Итак. Он отправляется на остров Каталины с друзьями, чтобы пойти в поход, разбить лагерь? Зачем?
— Они планировали поход. С 16 по 22 ноября пятеро ребят отправились туда, и одним из них был мой сын. Все они — его одноклассники из средней и старшей школы, некоторые из них — его лучшие друзья. Мы пообщались с каждым из них, когда они вернулись, и у всех было впечатление, что мой сын был в отличном настроении, счастлив, отметил свой 26-й день рождения 21 ноября, за день до своей смерти. Что еще сказать, чтобы доказать, что он был счастлив?
— Так и есть. И вы, дожив до определенного возраста, понимаете, что среди ваших знакомых попадаются люди, которые совершили самоубийство. Обычно, как вы понимаете, суицид совершается на фоне мрачного периода изоляции этого человека, который сидит у себя в квартире и пьет. Он умер в ночь возвращения домой после похода со своими школьными друзьями…
— Да. [Представитель арендатора] зашел в квартиру с нами и сразу, осмотрев квартиру, сказал, что у него есть свежие запасы. У него столько неоткрытых упаковок… вовсе не выглядело как суицидальное поведение.
— И сделанные Вами фотографии, к которым мы еще вернемся через минуту… Я просто хотел сказать, что со мной не впервые связывается семья, утверждающая, что «официальная причина смерти] нашего ребенка суицид, но мы считаем, что его убили». Я имею в виду, что многие такое говорят. Я никогда не видел ничего подобного и считаю, что любой бы предположил, что речь идет об убийстве. Но давайте… Что Вы знаете? Он вернулся с острова Каталины, и, если вы не против, поделитесь с нами: что случилось потом? Он вернулся в Сан-Франциско тем вечером…
— Он вернулся около 11 часов. Прислал мне сообщение, что его самолет взлетает, это было 22-го числа, и потом в 4:54 он написал, что приземлился в Сан-Франциско. И когда он вышел из такси, менеджер по лизингу, судя по всему, увидел, как Сачир выходит с большим чемоданом и прочими вещами. Потом он сказал: «Да, я вернулся из Лос-Анджелеса». Это было где-то между 13–14 часами, и потом он поговорил с отцом в 19:15, он был очень счастлив. Баладжи сказал что-то вроде «мы поедем на выставку потребительской электроники в Лас-Вегасе в январе». Шел дождь, и в связи с этим его отец упомянул, что в январе погода будет отличная, и Сачир согласился, и отец подарил ему подарок на день рождения.
— Подарок на день рождения?
— Подарок на день рождения, потому что у него был день рождения 21 числа. Он сказал, что отправит ему деньги, и Сачир согласился.
— И это был вечер его смерти?
— День его смерти.
— Так… его последний разговор с отцом состоялся во сколько? Приблизительно?
— Это был последний разговор. Я позвонила на следующий день в 12:15. Один гудок, и затем сразу включился автоответчик.
— Когда Вы узнали, что Ваш сын мертв?
— 26-го… 25-го я отправилась к нему домой, стучала, никто не ответил, я позвонила в полицию. К сожалению, на то, чтобы открыть его квартиру, ушел целый день. 25 число прошло, и они мне даже не позвонили, не рассказали, что случилось. Судя по всему, они приехали и постучали в дверь, даже не подумали ее вскрывать. Сказали «ну ладно, никто не открывает» и ушли. Охранник ЖК говорит, он видел пожарную бригаду, машину скорой помощи и полицейских, а потом они уехали. Я ждала, ждала… В 17:30 в понедельник я позвонила, и они сказали: «Послушайте, без Вашего присутствия мы не можем вскрыть замок».
На следующее утро я пришла в отделение полиции в районе, где мы живем, заполнила заявление о пропаже, прождала полтора часа, затем мы стали обзванивать все больницы в Сан-Франциско, чтобы выяснить… Может, с ним случился несчастный случай, и поэтому он не отвечает. Когда мы обнаружили, что его нет ни в одной больнице, мы выдохнули: значит, с ним всё в порядке. Но потом мы поехали к нему домой, в 13:00 я поехала в Сан-Франциско, и в 13:09 явился наряд полиции. До 16:00 нам никто ничего не говорил…
— И тогда Вам позвонили из города?
— Нет. Всё было не так. В 13:09 приехали двое полицейских, и с ними был менеджер по лизингу, а я ждала снаружи: они не пустили меня внутрь, я ждала на улице. В 13:13, судя по всему, они его обнаружили — так написано в рапорте. Они обнаружили тело где-то за 5–10 минут, вышли и сказали мне: «Нет, мы не стали заходить, мы ждем еще двух полицейских, у нас есть специальные протоколы безопасности, мы не можем зайти внутрь». Около 14:00 приехали еще двое полицейских…
— То есть они знали, что Ваш сын мертв, и соврали Вам?
— В тот момент они мне этого не сказали. У них есть протокол… Я их не виню. В 14:00 приехали еще двое, они зашли внутрь. Спустя 20 минут они вышли и сказали: мы ждем еще двоих полицейских, у нас протокол безопасности, мы не можем зайти внутрь. И они сказали: «Можете возвращаться домой, мы свяжемся с Вами через 5–6 часов». Я сказала: «Никуда я не пойду». Они сказали, что потребуется какое-то время, пока приедут еще двое полицейских, я сказала: «Пусть. Пожалуйста, дайте мне номер, я позвоню и узнаю, есть ли способ как-то ускорить этот процесс. Речь идет о безопасности моего сына, я не могу больше ждать». И потом в 15:20 я увидела, как подъезжает большой белый фургон, и у меня упало сердце — серьезно…
— То есть они знали, когда говорили с Вами, что ваш сын мертв, но не сказали Вам?
— Они не сказали.
— Это отвратительно. Бесчеловечно. Извините.
— Так и есть, так и есть. И знаете, они сказали мне ехать домой. И я узнала, что мой сын мертв, когда увидела этот белый фургон. В тот момент я осознала, что скорая помощь не приехала, а вместо этого… Но даже тогда я старалась сохранить оптимизм: может, не было свободных скорых, и они отправили фургон. Но потом я увидела, как оттуда достают носилки, и подошла к полицейским, которые оказались судмедэкспертами, — они сказали, что в этой квартире обнаружили труп. Так я узнала…
— Мне так жаль… Я не знал, что всё так произошло. Это ужасно.
— Это закрытый жилой комплекс. Он держал дома пистолет для самозащиты. Что еще ждать в Америке… Это ЖК с очень хорошей репутацией, никакой не дешевый… у них четыре или пять зданий.
— Прибывшие на место смерти Вашего сына полицейские сказали Вам что-то насчет обстоятельств его гибели?
— В 16:00 они зашли в офис арендодателя, и судмедэксперт сказал, что он застрелился, совершил самоубийство. Тогда я сказала им: «Послушайте, мой сын дал интервью The New York Times, он разоблачитель, и для меня его смерть вообще не выглядит суицидом». Они просто слушать меня не хотели. Он купил пистолет, оружие принадлежит ему, никто не заходил на территорию ЖК, никто не выходил, он был совсем один в квартире… так что это суицид.
Вы не поверите, сколько им понадобилось. Сорок минут, чтобы провести расследование. Сорок минут, чтобы установить причину смерти. И в 16:00 они дали мне ключи от квартиры и сказали: «Можете забрать тело завтра». Вот тогда я и поняла, что формальности не соблюдаются. И на следующий день они отдали тело. Меньше чем за 24 часа, без полного вскрытия: они изъяли пулю, сделали компьютерную томографию и отдали нам тело. Потом мы связались с похоронным бюро и обсудили с ними, они тоже сказали: «Выглядит необычно, что-то очень странное, вам лучше сделать повторное вскрытие в частном порядке».
— Невероятно, что (и это очевидно) многое в этой истории просто не сходится. Если, зайдя в квартиру, вы увидели повсюду брызги крови и обнаружили лежащего на полу мужчину с пистолетом в руке, то вы бы сказали: «Боже, да, это суицид». Но откуда взялась кровь в ванной? Он выстрелил себе в голову? В этом просто нет никакого смысла.
— Они заметали следы, так? Так что они обратили внимание на то, что хотели. Им дали указания так поступить. Заранее.
— ОК. Спасибо, что описали всё это, я понимаю, извините, это всё ужасно. Но скажите, какова была реакция властей? Если не возражаете.
— Власти проявляли полное безразличие. На самом деле, мы наняли адвоката, опытного адвоката, он написал в полицию, в мэрию, главному судмедэксперту. Он очень четко изложил несколько наших вопросов, один из которых гласит, что он не проявлял суицидальных наклонностей. Перед тем как признавать смерть суицидом, необходимо оценить психическое состояние.
— Да.
— У него были фотографии, на которых он выглядел счастливым; они выкладывали фотографии. Он только вернулся домой, и он [адвокат] сказал: поговорите с четырьмя друзьями, с которыми он путешествовал. И он также в своем письме привел информацию из отчета по итогам аутопсии. Согласно заключению по результатам вскрытия, угол, под которым был произведен выстрел, вовсе не подтверждает версию о суициде. Доктор [проводивший вскрытие] описал этот угол как нетипичный, ненормальный и вызывающий сомнения. Мы изложили всё в этом письме им; мы просто хотели, чтобы они заново рассмотрели [дело] и провели повторное расследование. Глава полиции, судя по всему, согласился провести расследование, но судмедэксперт его остановил, сказал: «Нет, это суицид». И адвокат вернулся и сказал, что они заявили ему: «Да, угол необычный, ну и что с того? Это суицид».
— Человек всаживает себе пулю в лоб снизу вверх…
— Да.
— Мм… Я даже не уверен, что это физически возможно.
— Мы продемонстрируем это. Мы заказали муляж пистолета, и мы создадим манекен его размера и покажем с помощью технологий виртуальной реальности или видео, что это невозможно.
— То есть Вам посоветовали это в похоронном бюро?
— Да. Мы были в абсолютном шоке, что очевидно, в полном шоке. Мы просто не могли понять, что происходит. Увидеть своего сына в таком виде… И они сказали, что из-за выстрела он лишился глаз, невозможно увидеть его лицо. Нам не удалось взглянуть на него.
— Но тот факт, что в похоронном бюро (где, разумеется, каждый день видят трупы) вам сказали «тут что-то не то, непохоже на суицид», что вам стоит заказать второе вскрытие, настоящее вскрытие, — это потрясающе.
— Вообще-то… они не смотрели на тело, не смотрели на улики, но в том, как нам передавали информацию, и в том, как велась процедура, по их мнению, нормы не соблюдались. Еще до того, как они получили тело, они сказали: «Тут что-то не так». Мы высказали предположение, что, возможно, речь идет о каком-то сговоре. И с момента, когда мы впервые услышали об этом, мы знали: это не самоубийство. На следующий день со всеми этими новостями я была в шоке и звонила в полицию, звонила судмедэкспертам, в отдел по расследованию самоубийств… Мы сделали всё, что могли.
— Итак… Что вы знаете, что удалось доказать по записям камер видеонаблюдения в последние моменты жизни вашего сына? Существуют ли доказательства, что кто-то заходил в квартиру или выходил из нее?
— Нет. Вообще, даже когда прокурор пришел к выводу, что это суицид, даже в этот момент я сказала прокурору: «Послушайте, в этот комплекс есть три входа. Один из них закрыт и под видеонаблюдением, но у двух других входов нет камер. Почему они решили, что никто не заходил и никто не входил?» И вот еще, что мы недавно обнаружили: в его вещах не хватает… Его сосед по дому упомянул, что у них есть общее пространство для хранения вещей — какой-то бак или корзина. До 31 декабря он видел там вещи Сачи. Он связался со мной в Х, когда я запостила там сообщение, выяснил, что я мама Сачи, и спросил: «Это вы забрали его вещи? Я их там больше не вижу. Эти вещи исчезли».
Когда мы разговаривали с соседом, он сказал, что достаточно часто почтовые отправления теряются. В сентябре они получили уведомление: если увидите такого-то мужчину, дайте нам знать. Сам этот факт многое говорит о системе безопасности. Понимаете, у кого-то появляется доступ к ключам, за входящими не следят. Конечно, все эти обстоятельства надо расследовать, когда происходит убийство.
— Давайте поговорим о причине, почему я так хотел провести это интервью. Вот она: заключение об итогах вскрытия, которое вы заказали независимому специалисту. В нем содержатся его выводы о состоянии тела Вашего сына, аутопсия, полагаю, и, что важнее всего, там имеются семь фотографий, снятых Вами в квартире Вашего сына. Это верно?
— Да, это семь фотографий с уликами, которые играют важнейшую роль, но власти не обратили на них внимание. За 40 минут они сделали все выводы, даже не обратили внимание на важнейшие улики, как, например, окровавленную сумку, на которой есть слюна моего сына. Как они могли пропустить целый клок волос из парика?
— Да. Вот на что хочу обратить внимание. Два момента, которые сразу бросаются в глаза. Первое — и это очевидно по фотографиям, — что в квартире повсюду кровь. Официальное объяснение состоит в том… Простите, я понимаю, что для Вас это очень тяжело, но мне кажется, что важно с этим разобраться. Официальное объяснение в том, что Ваш сын выстрелил себе в голову, и пуля попала в ствол головного мозга и немедленно оборвала его жизнь.
— Она вообще не затронула ствол головного мозга. Она даже не попала в мозг. И угол выстрела — сверху вниз.
— Да. Но я говорю, что официальное объяснение в том, что он выстрелил себе в голову и умер.
— Да.
— Но по фотографиям видно, что это совсем не так. Потому что там повсюду кровь. На двери, на полу, в ванной — повсюду. Простой здравый смысл подсказывает, что обладатель этой крови, то есть Ваш сын, не получил смертельное ранение в голову, если он так истекал кровью… То есть в квартире что-то происходило, верно?
— Да.
— Вторая странность в том, что там виден пучок волос, которые… Это не волосы, это от парика.
— Это из парика.
— Объясните, пожалуйста, для людей, которые не знают, что такое пристегивающийся парик.
— Это что-то вроде пластиковой полоски или приспособления, чтобы прикрепить парик к голове. Мы его сразу увидели, как только вошли, и это, очевидно, улика, которую не может пропустить ни один детектив или полицейский. Они просто проигнорировали любые указания на убийство и заметили только то, что подкрепляло версию о суициде.
— Но как они могли проигнорировать, что Ваш сын… 26-летний мужчина с короткой прической, судя по фотографиям… Что он не носил парик?
— Нет-нет-нет, и эти волосы не его. Все эти следователи взглянули на фотографию волос, но эти волосы и волосы моего сына… Это не его волосы.
— И на части пристегивающегося парика была кровь.
— Да.
— Итак… Вы знаете, я, не будучи экспертом, смотрю на всё это и думаю: «Откуда всё это взялось». По всей квартире кровь. Я бы сразу сказал: «Может, это и самоубийство, но вам придется объяснить мне, каким образом, как?»
— Не самоубийство. Очевидно, это убийство. У нас достаточно доказательств, чтобы это предполагать. Одно из доказательств получено по результатам независимого вскрытия: это вовсе не тот угол, который получается при самоубийстве.
— Вы говорите – позвольте я поясню – что это не тот угол, который встречается при суицидах. У нас есть место преступления, тело Вашего сына забрали, его где-то исследовали представители властей и заключили, что это самоубийство. Вы заказали настоящее вскрытие, выполненное профессором Рау, и он говорит об угле, под которым зашла пуля. Можете уточнить?
— Вскрытие произвел доктор Джозеф Гоэн, и он утверждает две вещи. Во-первых, пуля вошла под углом сверху вниз, около 30–45 градусов, она была выпущена в лоб, не задела мозг. Второе — он заметил травму головы с левой стороны. Я говорила с руководителем службы судмедэкспертов, сказала, что обнаружена травма головы, признаки борьбы в ванной. Он просто заявил: «Я представитель принимающего решения органа власти штата Калифорния, я принимаю решение о причине смерти». И когда я упомянула, что у нас есть федеральные органы расследования, его голос по телефону сразу зазвучал по-другому, но они всё равно придерживаются версии о самоубийстве.
— Это невероятная история. Как Вы думаете, мы когда-нибудь узнаем… Узнаем ли мы, какие показания [против компании OpenAI] дал Ваш сын?
— Именно поэтому мы призываем президента Трампа провести тщательное расследование. Мы хотим, чтобы главе ФБР было поручено заняться этим делом. Дело не просто в нарушении авторских прав, здесь замешано множество других вещей, которые потенциально могут навредить обществу, — речь не просто о смерти моего сына. Происходит что-то зловредное, опасность нужно оценить и тщательно расследовать. Именно поэтому они покрывают обстоятельства смерти моего сына, иначе с какой стати, по-Вашему, судмедэксперту приходить и говорить… Никто не хочет с нами работать, виден какой-то сговор, и за судмедэкспертом кто-то стоит.
Источник:
https://inosmi.ru/20250118/bal...
Добавил suare 2 часа 41 минуту назад
2 комментария
Комментарии участников: