Еще в апреле 2023 года Владимир Путин подписал закон «О статусе ветерана боевых действий для ополченцев Донбасса 2014 года».

С выдачей удостоверения федерального образца и льгот.

Однако, по словам самих ополченцев, реально этот статус получили единицы.

С 69-летним ополченцем и поэтом Юрием Юрченко мы встретились в Мещанском районном суде. Куда он, как на работу, ходит вот уже больше года. Цель одна: получить статус ветерана...

Он не понимает, как такое может быть? Ведь есть закон, подписанный президентом?

Поэт и ополченец Юрий Юрченко приходит в суд с искалеченной после украинского плена ногой, оставив дома костыль. С медалями на груди — одна из них «За оборону Славянска» №1. Ее снял с себя и повесил ему на грудь самый первый министр обороны ДНР, когда Юрченко после плена лечился в госпитале.

Поэт везет чемодан на колесиках, где хранятся документы, подтверждающие факт его участия в боевых действиях на Донбассе с 10 июня по 13 сентября 2014 года.

Зря привозил этот чемодан, получается. Так как заседание по делу о получении статуса ветерана боевых действий Юрченко опять отложили. На этот раз на конец февраля 2025-го.

«Я ведь не только за себя сейчас стою. За мной десятки тысяч человек. Таких же, как я, бывших ополченцев. Если я, человек — публичный, ничего не могу добиться, то что делать им? Простым людям, которые воевали больше десяти лет назад? Но если они увидят, что я победил, то тоже пойдут отстаивать свои права», — уверен поэт Юрий Юрченко.

Мы познакомились где-то в параллельной жизни в 2013-м на некрасовском фестивале в Карабахе. На празднике в числе прочих присутствовал поэт Юрий Юрченко. Гражданин Франции русского происхождения. Президент театральной ассоциации LesSaisons Russes («Русские сезоны») в Париже.

Он читал стихи тихо и совсем не пафосно на фоне своего громкого товарища и тоже поэта Виктора Пеленягрэ, сочинившего романтический шлягер «Как упоительны в России вечера». Про хруст французской булки и вальсы Шуберта.

Из стихов самого Юрченко я запомнила только несколько строк. Про Шуберта в них не было.

«Короче: однажды — на спуске

С горы, на которой я жил,

Я вспомнил о том, что я русский,

И больше уже не забыл».

Через год, в 2014-м, я узнала, что 59-летний Юрченко уехал на Донбасс. Как многие тогда. Бросали работу, семьи… Шли сражаться и умирать за незнакомых им лично людей на Донбассе. Ехали туда точно не за деньгами и не за славой. А потому что не могли не ехать.

Зачем туда отправился Юрий Юрченко со своим французским паспортом? Говорит, что после того, как погиб сын его друзей, захотел увидеть происходящее собственными глазами.

«Я приехал в Донецк, спросил, где записывают в ополчение. Мне ответили, что у администрации. На улице была разбита палатка. В ней сидел безымянный человек без каких-либо знаков отличия. Он спросил меня: кто я такой? Я ответил, что пришел в ополчение. Мою фамилию внесли в обычную школьную тетрадь обычной шариковой ручкой. Спросил еще: какой позывной я беру? «Анри», в честь имени отца моей французской жены Дани Каган. В какой меня гарнизон направлять — в Донецк или в Славянск? Поскольку самое горячее тогда происходило в Славянске, я сказал, что в Славянск».

Через неделю в Славянске Юрий получил подписанное министром обороны ДНР Игорем Стрелковым удостоверение.

Он был в городе, окруженном украинской армией, где весь гарнизон насчитывал едва ли полторы тысячи плохо вооруженных людей, которые остались, понимая, что через несколько дней они все, скорее всего, погибнут.

— Как вы думаете, в такой ситуации я должен был прийти в штаб и потребовать, чтобы мне подписали «командировочное»?..

Не могут быть похороненными

…На основании Федерального закона от 28.04.2023 №148-ФЗ все, кто в 2014 году, начиная с 11 мая и позже, участвовал в боевых действиях в качестве добровольцев народного ополчения Донбасса, вооруженных сил ДНР, народной милиции ЛНР и других воинских формирований, созданных в соответствии с решениями органов власти ДНР и ЛНР, — имеют право на получение статуса «Ветеран боевых действий».

Со времени подписания закона прошло почти два года.

«С 26 мая 2014-го в ополчении ЛНР, затем с августа в ДНР по февраль 2015-го в ДНР документов никаких нет. Написал заявление в военкомат еще 4 сентября, отказали. Военкомат ждет ответ из моего бывшего батальона в Горловке», — пишет рядовой ополченец Тарас А.

«Заходил летом 2014-го в Луганск, потом осенью в Донецк, получил ранения, есть выписной лист из госпиталя в Луганске, есть командировочное удостоверение, две государственные награды, все отнес в пенсионный, но мне кажется, что шансов мало», — а это история уже другого ополченца, Александра Л.

«Все документы, какие были (временное удостоверение личности, удостоверения к медалям, заявление в межведомственную комиссию, копию паспорта, СНИЛС) отправил в Луганск, через 9 месяцев доки попали в комиссию, вчера узнал, что отказали в получении, причина — нет выписок из приказов о зачислении и исключения из списков в/ч 77***, а кто ж знает, где искать теперь эту в/ч», — рассказывает еще один ополченец, Алекс К.

Новость о том, что поэт Юрий Юрченко попал в плен в «иловайском котле», первым в августе 2014-го вывесил на своей странице помощник министра внутренних дел Украины Антон Геращенко.

Его искало посольство Франции на Украине, о его возможном пленении был извещен МИД Франции, доложили и министру иностранных дел РФ Сергею Лаврову.

Мы, журналисты, искали тоже.

Юрченко находился в плену больше месяца. Потом состоялся обмен. Он, исхудавший и израненный, долго приходил в себя. Написал книгу о том, что пережил. Она называлась «Свидетель». У него взяли множество интервью, и о нем сняли документальный фильм.

То есть письменных и устных свидетельств, что Юрченко воевал, было достаточно, нашлись очевидцы, готовые подтвердить все его слова. Сначала он, как положено, послал запрос в военкомат насчет оформления статуса ветерана. Но там ничем ему помочь не смогли. Нет данных. Юрченко обратился в суд.

Вот только суд уже год как не может вынести решение относительно ветеранского статуса поэта. А свидетели, которые живут в разных концах нашей страны, не могут приезжать на каждое заседание, которое переносят.

«Понимаете, если я в центре Москвы со всеми своими наградами, документами, газетными вырезками, как меня спасали из плена, книгами и фильмами обо мне не могу доказать, что служил в ополчении, то что уж говорить про остальных, — обескуражен Юрий Юрченко. — У многих бывших добровольцев нет денег на то, чтобы нанять адвоката. Родители одного моего погибшего товарища, которые живут в высокогорном селе в Дагестане, не могут доехать и получить этот статус».

Юрченко начинает казаться, будто бы в отношении него боятся принять положительное решение. Потому что это означает, что вскоре выстроится очередь из таких же бывших ополченцев и каждый будет рассчитывать на выплаты и льготы от государства.

На одном из заседаний суда Юрченко задали риторический вопрос: «Кто вас туда посылал?..»

«А кто посылал людей в партизанские отряды? А когда школьникам-«молодогвардейцам» посмертно присваивали звания Героев Советского Союза — никто не опротестовал этот указ на том основании, что их «туда органы государственной власти не посылали», что они объединились стихийно, из любви к Родине, по зову сердца, и что никаких «командировочных» им никто не отмечал», — уверен он.

Борьба с ветряными мельницами

«Беда в том, что для многих бывших ополченцев оформление ветеранского статуса — не простое желание покрасоваться, это жизненно необходимо», — считает тот же Юрченко.

Много тех, кто получил в 2014-м ранения и контузии, тяжелые увечья. Но ни выплат, ни льгот, ни медицинской помощи им не положено. Операции и реабилитацию бывшие ополченцы оплачивают себе сами или сбрасываются товарищи.

В 2014-м в ополчении никто, включая высший командный состав, зарплаты не получал. Поэтому квитков о начислениях тоже не сохранилось. Небольшие деньги добровольцам стали выдавать только с конца августа-сентября 2014-го. В 2015 году вышел закон «Об обороне», и ополчение было преобразовано в народную милицию, то есть в регулярную армию ДНР.

«Кто остался на регулярной основе после 2015-го, им проще доказать, что они служили, так как сохранились штабные бумаги», — говорит Юрченко.

Еще в 2015 году Юрченко вернулся в Донецк — на костылях, пытаясь найти концы, кто и как записывал его в ополчение. Но в министерстве обороны ДНР сообщили, что все записи, сделанные в школьной тетради в июне того же 2014-го, каким-то образом оказались в СБУ.

Поэтому все, кто пришел в ополчение первым, будто бы в нем и не был никогда, особенно те, которые погибли в 2014-м. Никаких концов не сохранилось.

А тех, кто умер после, нельзя похоронить на воинских участках кладбищ, рядом с соратниками. Поскольку нет необходимого статуса. Многих бывших командиров ополчения, которые могли бы признать своих подчиненных, тоже уже нет в живых.

Как быть с ополченцами, как их выявлять и ставить на учет как ветеранов боевых действий после президентского закона, не знает никто. Включая военкоматы, куда многие, как и Юрченко, обращались.

Объяснение простое: людей на Донбасс никто не отправлял. Они ехали сами. Как говорится, по зову сердца. Инструкций на случай, что делать, когда сами и добровольно, без контракта и вне мобилизации, у чиновников нет. Вроде и есть закон, а что делать с добровльцами не понятно.

По идее, считают бывшие ополченцы, должен быть четкий порядок освидетельствования лиц, принимавших участие в боевых действиях в составе вооруженных сил Донецкой Народной Республики (ДНР) и народной милиции Луганской Народной Республики (ЛНР). Но на деле всем тем, кто решил побороться за статус, советуют лично собирать все документы, удостоверения народного ополчения Донбасса (голубая карточка с номером и подписью), военный билет, удостоверения на награды, выписки из приказов, спецпропуска для проезда через блокпосты, выписки из госпиталей и т.д., и т.п. С ними нужно отправляться лично в отделение Фонда пенсионного и социального страхования (СФР).

Оттуда бумаги должны отправить в Межведомственную комиссию, которая располагается в Донецке. А дальше просто ждать, когда поднимут архивы (если те отыщутся), и компетентные товарищи примут решение по каждому конкретному человеку.

В суде я говорю Юрченко, что нужно жаловаться на волокиту. В апреле ему исполняется 70. И если не сейчас, то когда? Я спрашиваю у него, не жалеет ли он, что рванул однажды из Парижа в Славянск?

«Думаю, что единственное за последние годы, что я сделал правильно, — это был в 2014-м там, где должен быть, — отвечает поэт. — Кстати, я сейчас «Дон Кихота» репетирую в театре, свою пьесу. Она тоже будет посвящена идеалистам, которых я знал, живым и мертвым. Израненным, поломанным, но не сдающимся…»