Почему возрождается «теория домино»? Ответ прост: с крушением надежд на создание полностью демократического мира идеологическая борьба между свободным и коммунистическим мирами превратилась в глобальную битву между демократией и диктатурой, причем Украина оказалась на передовой демократий.

 

В этом геополитическом мировосприятии диктатура – это воинственная, а демократия – мирная форма государства, так что СВО по определению не была спровоцирована. Такая позиция отодвигает в сторону любые рассуждения о том, что расширение НАТО на восток к границам посткоммунистической России, о последствиях которого предупреждали Джордж Кеннан и Генри Киссинджер, могло спровоцировать ответные действия Путина в 2014 и 2022 годах.

 

Тут следует вспомнить о позорном Мюнхенском соглашении 1938 года и уроках, которые можно было бы из него извлечь. Главный урок состоял в том, что никогда не следует потакать диктаторам, потому что они всегда будут хотеть большего: отсюда и постоянное сравнение Путина с Гитлером, причем все контекстуальные и психологические различия между ними игнорируются.

 

Второе направление британской политики – морализаторство. В XIX веке оно охватывало все формы антивоенных настроений: такие группы, как квакеры, которые были принципиальными пацифистами, и более благоразумно настроенные пацифисты, в основном политические экономисты, критиковавшие войну не только из-за больших расходов, но и потому, что открыли в свободной торговле мирную, или с нулевой суммой, форму международных отношений. Более благоразумные пацифисты, такие как Ричард Кобден и Джон Брайт, отводили большую роль дипломатии в урегулировании экономических и политических разногласий между странами.

 

Империалистический всплеск во второй половине XIX века заглушил голоса пацифистов, но не морализаторство. Империализм был представлен как долг Запада принести «цивилизованные ценности» в отсталые части мира. Чувство морального превосходства и, следовательно, моральной ответственности стало отличительной чертой британской внешней политики в преддверии Первой мировой войны.

 

Третье направление, восходящее ко Второй мировой войне, – это «особые отношения» с Соединенными Штатами Америки. Чувство моральной ответственности Британии за благо всего мира было переложено на плечи новому гегемону – Соединенным Штатам. Британия стала этакой современной Грецией применительно к современному Риму – Америке, как выразился Гарольд Макмиллан. Это придало британским высказываниям о внешней политике смешанный привкус морализма и бессилия.

 

Британский подход к украинскому кризису объединил все три направления. Уравнивание диктатуры с военным конфликтом и сравнение Путина с Гитлером исключили любые дипломатические усилия по урегулированию конфликта на Украине. Не было никаких сомнений в нравственной цели НАТО; а британская Греция стала еще более воинственной, чем американский Рим.

 

Теперь, когда британский подход к Украине показал свою несостоятельность, можем ли мы каким-то образом принять участие в мирном процессе, которым мы неоднократно пренебрегали? И уж точно не путем отправки британских «миротворцев» на Украину, как предложил Кир Стармер. Наш премьер-министр должен понимать, что это разрушит весь процесс, поскольку нет ни малейшего шанса, что Путин согласится на это. Скорее, это отчаянная попытка спасти лицо Британии.

 

Великобритании и ее европейским партнерам следует начать взрослый разговор с руководством Украины – как с Владимиром Зеленским, так и с его потенциальными преемниками – об условиях мира, который Европа могла бы поддержать. Лишь придав вес украинским голосам в междусобойчике Трампа и Путина, Британия могла бы надеяться на восстановление своей репутации и достоинства.