Так сложилось, что с Антоном Гурьяновым мы знакомы очень давно. Ещё по линии Русского движения, которое объединяло все города с нашей стороны Днепра. За эти годы мы соприкасались в совершенно разных социальных позициях: и как коллеги по преподавательской деятельности (мой собеседник — кандидат экономических наук), и как сотрудники органов исполнительной власти ДНР. А уж баррикады и митинги — само собой разумеется. Пока мы с товарищами выстраивали русские ячейки в Донецке, Антон в это время успел принять самое активное участие в провозглашении Харьковской Народной Республики.

В 2022 г. он ушёл на фронт и открылся для меня ещё с одной стороны. Об этом и беседовали. Через 11 лет после начала Русской весны. Через 3 года после объявления СВО.

Артём Ольхин: Антон, добрый день!

Антон Гурьянов: Приветствую!

А.О.: Тогда, в 2014 г. и вот сейчас, после начала Специальной военной операции ВС РФ, мы все оказались в очень серьезных точках турбулентности. В дни Русской весны было видно, что мир резко становится другим, и никто не понимал, каким он будет. Прошло 11 лет, и также чувствуется кожей, что мы находимся в таком же переломном моменте. В чём разница между событиями тогда и событиями сейчас? Как это может повлиять на территорию, на которой мы находимся, на Россию в целом?

А.Г.: Если мы говорим о точках турбулентности в 2014 г. и в настоящее время, то принципиальная разница, на мой взгляд, в том, что ключевой конфликт тогда был ещё на территории условной Украины.

И в 2014 году, по моему убеждению, можно было этот вопрос, собственно говоря, решить не прибегая к именно военной силе. При должном участии в том, что называется мягкой силой, была вероятность найти способы, чтобы вся майданная шваль не могла захватить ключевые места во власти. Но, видимо, тогда либо не было соответствующих ресурсов. Либо ситуация была другая.

А.О.: А что сейчас?

А.Г.: Нынешний этап — уже конфликт о сути Русской цивилизации, которая заявила о том, что восстанавливает свою целостность, прежде всего, территориальную, поскольку земли Восточной Украины, как бы там не изгалялись западные или украинские историки, это земли, которые Россия взяла путем непростых исторических событий, в основном военных. Даже Киев когда-то был выкуплен, есть соответствующий документ. Я не исключаю, что эта история может повториться.

Важно, что сейчас мы имеем дело с первым президентом Украины, который не идет на переговоры. Это впервые в истории Украины, когда человеку что-то предлагают, а он говорит: «Нет, я не хочу, я буду воевать до последнего». Я считаю это для России лучший вариант украинского президента. Потому что Россию это держит в нужном тонусе. Ведь именно благодаря этому так поставлены цели Специальной военной операции, и я верю в то, что они будут достигнуты. Денацификация, демилитаризация и соблюдение прав русских людей на этих территориях, вот этого надо добиться.

А.О.: А как реагирует на эти трансформации окружающий нас враждебный мир?

А.Г.: Западный мир всегда реагирует предсказуемо. Слабого бьет, сильного уважает. В этом плане, если нам удастся, повторюсь, достигнуть тех целей, которые заявлены СВО, западный мир, возможно, будет там какое-то время кричать, визжать и ещё разные могут быть телодвижения, сопровождаемые различными словесами.

Но если мы на деле покажем, что у нас в приоритете свои собственные интересы, то мнение запада окажется вторично. Это очень важный момент для российской элиты, чтобы она не прогнулась.

При такой политике, я думаю, запад рано или поздно просто с этим смирится и придется с Россией иметь дело. Выстраивать экономические связи и т.д. И в общем-то, ничто здесь не ново для нас. Мы же помним, что когда Советский Союз в 30-е гг. проводил индустриализацию, запад тоже был неоднороден.

Так вот, вы не поверите, но Америка нам помогала в этом смысле. Очень много было здесь американских инженеров, специалистов. Вообще можно детективные сериалы снимать про то, как они здесь работали. И мы уже видим, что в Америке снова поменялся ветер немножко, и уже есть какие-то экономические планы по совместным проектам с Россией. «Удивительное рядом, но оно было долгое время запрещено», как в известной песне. Поэтому то, что скажет запад, повторюсь, вторично. А интересы России первичны.

А.О.: Перед интервью ты сказал, что Россия — в окне возможностей, благодаря конфликту между капиталистическими кругами западных стран…

А.Г.: На мой взгляд, сейчас столкнулись две условные экономические элиты глобального характера. Не могу сказать, что они принадлежат одной стране, хотя их представительство есть как в Америке, так и в Европе и других странах. Это т.н. финансисты, которые занимаются банковской финансовой деятельностью, кредитами, и промышленники, капитал которых вложен в производство товаров и вещей. Это разделение условно, потому что капитал имеет свойство увеличиваться и сращиваться.

Интересы двух групп вошли в прямой конфликт. Если берем США, это демократическая и республиканская партии, где Трамп — на стороне промышленников. А, условно, команда Байдена и женщины с прекрасным смехом Камалы Харрис — представители финансовой элиты.

Команда Трампа столкнулась с феноменом, которого американская история до этого не знала. Президента Америки можно было убить, но применять против него машину Deep State было недопустимо. Были импичменты и подобные вещи, но Трамп столкнулся с тем, что вся машина бюрократии объявила ему войну во время его 1-го срока. И, собственно, по этой причине на второй срок он сразу не смог выйти.

А.О.: Сейчас — реванш?

А.Г.: Сейчас зачистка транснационального бюрократического аппарата, некое подобие «Перестройки», которая была в СССР. Этим занимается команда Илона Маска. Причем, это было очень хорошо подготовлено. Его структура буквально вскрывает махинации в Госдепе, госаппарате. Нашумевшая тема с USAID в этом плане очень показательна.

Хорошо это видно по визиту …Зеленского! У него всё отлично проходило до этого, в точно таком виде приезжал в Вашингтон. Всем журналистам, политикам это нравилось, подавалось как украинская эманация Че Гевары, который пришел прямо из окопов, с соответствующим запахом — и он прекрасен.

И вдруг оказалось, что это уже не работает, было встречено в штыки. Было видно, что гражданин Зеленский этого, мягко говоря, не ожидал. И те замечательные слова, которые прошевеливали его губы [имеется в виду русский мат — прим.ред.], говорили, в общем-то, о том, что «кролика Роджера» подставили под удар.

Сейчас рушится та часть глобальной элиты, которая раньше в руках Америки была пластилином. Европа идет в самоубийственную конфронтацию, имея, с одной стороны, поддержку войны на Украине и одновременно конфликт с Америкой. Чем это может закончиться для Европы в экономическом смысле, уже видим. В Германии тяжелейший экономический кризис, во Франции — нехорошие дела. Прежде всего, это бьет, конечно, по простым людям. Многие промышленные предприятия, производители уходят из Европы по понятным причинам. Дорогое сырье. Они проигрывают конкуренцию.

И вместо того, чтобы это исправить с помощью политических, экономических инструментов, они вступают в конфронтацию. Это просто говорит о том, что промышленники и производители Европы глобальных политиков не интересуют.

Лучшего расклада для России и ждать нельзя. На фронте идет медленное продвижение и перемалывание вооруженных сил Украины. То есть, они теряют живой силы больше, чем успевают восполнять. ТЦК и «бусификация» работают, настраивая население Украины против этой власти.

Дела у ВСУ обстоят всё сложнее, а без помощи США, если это действительно продлится достаточно долгое время, Украине будет трудно что-то адекватное противопоставить. Ведь, например, разведданные, всё, что связано с боеприпасами к системам Himars, ATACMS. Даже расчеты — ведь никто украинцев не пускает внутрь этих сложных машин и тем более обучать их ими пользоваться не будет. Там американские расчеты, и если им будет дана команда прекратить огонь, если разведданные перестанут поступать со спутников, а после окончания срока оплаты Маск еще отключит Starlink, то боеспособность ВСУ упадет.

В этом, как минимум, наше окно возможностей. И ещё действительно с Америкой у нас есть общие экономические интересы. Если уж мы играем в капитализм, надо и из этого извлекать выгоду.

А.О.: В России активна «партия», которая говорит, что «сейчас будет мир, нормальное развитие, хватит войны, давайте мир, мир, мир». Твоё мнение, это возможно в ближайшие годы? Нам такую иллюзию надо иметь?

А.Г.: Скажу так: иллюзий лучше не иметь в принципе. Тем более, иллюзий по поводу политики Соединенных Штатов Америки.

Если же говорить развёрнуто, то т.н. «партия мира», на мой взгляд, просто хочет вернуться в то замечательное время, когда можно было ездить к себе на дачу в Европу, в Лондон, куда они ездили, посылать туда безбоязненно своих детей учиться, вести образ жизни, к которому они привыкли. В общем, снова стать гражданами мира, чтобы их принимали в нужных кругах и чтобы всё было как раньше.

На мой взгляд, люди, которые придерживаются такой мотивации, ведут себя эгоистично, поскольку интересы России никак не связаны с желанием комфорта для обозначенной социальной группы. Речь идёт о прослойке далеко не бедной по отношению к остальным жителям России. Она достаточно малочисленная, в общем-то, но влиятельная.

Смешно, когда они используют аргументацию, что на передовой бойцы устали. Могу сказать, что да, усталость есть, многие уже воюют 3-й год и больше, это очень тяжело. Но ведь это те люди, которые потеряли на этой войне много своих друзей, близких. И помимо усталости (конечно, всем хочется, чтобы это побыстрее закончилось), им важно чтобы то, что было отдано эти годы, было не зря.

Потому что если придётся через 10 лет опять это начинать, будет намного сложнее, чем сейчас. Надо сейчас дойти, достигнуть целей Специальной военной операции, чтобы детям и внукам не пришлось воевать.

Мой товарищ, который участвовал в боях в 2014 г., сказал: «Раньше те, кто участвовал в боях под донецким аэропортом, являлись элитой. Там были очень напряженные бои. А сейчас везде так. Сейчас везде бои, как под аэропортом».

Конечно, это условное сравнение. Но, тем не менее, так и есть. Везде, где проходит линия боевого соприкосновения, очень непросто, вне зависимости от того, наступают наши войска или держат оборону. Под Курском очень непросто. Поэтому, если мы уже это начали, то в войне надо побеждать. Тем более, все шансы у нас есть.

А те, кто говорит, что они хотят мира, к ним вопрос: вы мира хотите для кого? И какого вы хотите мира? Вы хотите мира, который приведет к следующей войне? Зачем он тогда?

То есть, мир должен быть таким, чтобы он установился надолго, и чтобы даже мысли не возникало ни у кого поднять руку на Российское Государство, на русский народ. Практика показывает, что пока мы сильны, пока проявляем силу, запад прогибается, поддается, ничего особо сделать-то не может. При всей поддержке, которая была оказана Украине, мы видим, русская армия наступает, украинцы отступают, причем с самых выгодных позиций, как было в Авдеевке, Артёмовске, Мариуполе.

А.О.: С точки зрения метафизической, что война в первую очередь необратимо меняет в человеке?

А.Г.: Война — испытание, проверка, чего в тебе больше: человеческого, или наоборот. В этом смысле то, что происходит в окопах, стрельба, наступления — только часть испытания. Самое важное на самом деле это то, что происходит между людьми. Отношения, которые складываются между сослуживцами, однополчанами, неповторимы. Когда от другого человека зависит, будешь ты жить, или умрёшь, и от тебя то же самое — с этим ничего не сравнится.

Боль потери, когда гибнет человек, с которым ты прослужил — очень непросто. Война — испытание, без которого понять жизнь в правильном аспекте невозможно. Можно прочесть кучу книг, сотни фильмов пересмотреть, и всё равно не понимать, как это. Опыт войны одновременно прекрасен и ужасен.

Был такой эпизод, когда мы несли караул. Последние часы перед рассветом — это что-то, буквально изменяющее состояние сознания. Ты должен внимательно за всем следить, а вокруг пронзительные звёзды, и в тебе одновременно и повышенная бдительность, и звенящая тишина вокруг. И ты понимаешь, что в следующую секунду может прилететь всё, угодно, и это будет последняя секунда. И одновременно ты понимаешь, насколько эти секунды прекрасны. А вокруг всё, что прилагается к ситуации в окопе. Это всё так замешано в едином переживании, которое «в теории» никогда не узнаешь.

Я после этого когда смотрел фильм Шукшина «Они сражались за Родину», увидел его, как в первый раз. Персонажи, характеры, слова… Картинка ожила.

В этом смысле, если бы всё это повторилось, я снова бы пошёл. Даже не зная, выживу ещё раз, или нет.

А.О.: После поражения Украины, какое будущее ждёт русские города, которые сейчас «зависли»? Харьков, Сумы, Полтава?

А.Г.: Если Спецоперация закончится так, как я верю, то Харьков, Сумы, Полтава и вообще Восточная Украина войдут в состав России. Но самая сложная часть работы начнется после победы.

Моё глубокое убеждение, что самое сложное будет одержать победу на идеологическом фронте, поскольку в этих русских городах на русской земле десять лет лился беспрерывный поток нацистской пропаганды, украинского нацизма.

Если сейчас примут закон о призыве 18-летних, а скорее всего его примут, то воспитанные этой пропагандой дети пойдут на фронт, убеждённые, что во всех их проблемах виноваты «москали», которых они видят в свой прицел. И для того, чтобы эти проблемы решить, их надо убивать. Там нет альтернативной точки зрения, согласно которой «москали» на своих штыках наоборот несут решение этих проблем.

Поэтому у тех, кто выживет, придётся, по сути, эти установки ломать, перестраивать, и всё это в таких условиях, что нас там любить особо не будут.

На фронте я оказался на Харьковском направлении. Мы стояли в нескольких километрах от окружной дороги. Там произошел характерный случай. Начался обстрел. Мимо наших позиций проходила группа из 4-х человек. Один мужчина был постарше, за 50, а остальные лет по 30. Чтобы их не убило, мы их завели в свое убежище. И тот, который постарше, сказал: «Вот я знал, что за Донбасс придется кровью отвечать».

Его спутники вообще не понимали, о чём он говорит. «Мы-то чего должны отвечать? Мы же ничего не делали». И он им: «Вот именно, что вы ничего не делали, когда людей в Донбассе убивали. Вы ничего не делали. Теперь вот то, что с ними происходило, пришло к нам».

Как говорится, «кармы не существует, но она работает».

То есть, победа в СВО — это только первый шаг на долгом пути преобразования наших исторических территорий в полноправный такой фронтир, пространство, наполненное русской цивилизацией. Нужно, чтобы бандеровщина исчезла из этих мест. Как, собственно, это и было раньше.

А.О.: Чем бы ты хотел заняться после Победы? Что бы сделал в первую очередь?

А.Г.: Взял бы отпуск. На полгода минимум. Служба в армии, помимо всего прочего — огромное нервное напряжение. Физически восстановиться гораздо легче, чем психологически, для этого нужно большее время.

Дальше посмотрим на ситуацию. Потому что опыт 2014-Го и трудоустройства после Русской весны показал, что у меня есть свои представления, где бы я приносил пользу, а у государства — свои.

Забавно. Ведь в 2022 г. я начал писать докторскую диссертацию. Но вот вместо этого пошёл воевать. Сейчас, после службы возвращаться в науку — не знаю, как это получится.

Возможно, я буду востребован в Харькове, но тоже важно — в каком контексте и в качестве кого. Вспоминается моя единственная встреча с Геннадием Адольфовичем Кернесом. Это было в дни Русской весны, когда мы с товарищами ворвались в здание Горсовета, он тоже туда приехал и вызвал нас на переговоры. Было много всяких эпитетов, он начал угрожать, говорил: «Вы понимаете, с кем связались? Сейчас тут приедут и всех вас положат». Я ему ответил тогда: «Мы готовы отдать свою жизнь за наши идеи. А вы — готовы за свои?». На этом разговор был закончен. Как известно, тогда в Харькове не получилось республики. А в Луганске и Донецке состоялись ДНР и ЛНР, и теперь это уже Россия.

В общем, вопрос о будущем на текущий момент для меня не определён. Поговорим об этом в 18.00 после нашей Победы.

беседовал Артём Ольхин