Может, я ошибаюсь, но если посмотреть, как юлят и корчатся на телеэкране Стармер, Дэвид Лэмми и прочие высокопоставленные лейбористы, когда встает вопрос о трансах, возникает стойкое впечатление, что они отнюдь не истинные верующие. Дело еще хуже. Эти люди покорно подчинялись респектабельной, как им казалось, ортодоксии, не обращая внимания на ее иррациональные и чудовищные последствия. Именно поэтому они не могли отстоять и даже сформулировать идеологию, которая поставила их в крайне неловкое положение.

Конечно, в лейбористском мире наверняка больше гендерных идеологов, чем в любой другой сфере британской жизни. Но без ответа остается вопрос: почему руководство к ним прислушивалось? С какой стати надо верить людям, которые требуют не обращать внимания на неоспоримые доказательства и на усиливающееся недоумение твоих собственных избирателей? Почему надо поддерживать заявления активистов-трансов о том, что они суфражистки XXI века, если они гораздо больше напоминают женоненавистников, приходивших на демонстрации суфражисток и избивавших их?

Власть трансов над лейбористами говорит о том, насколько легко технократы поддаются психозу. Эти якобы умные люди лишили себя здравого смысла. Они принадлежат к чересчур образованной касте, которая слепо полагается на экспертное мнение. Которая с подозрением относится к мнению простых людей о правде и истине. Которая думает, что парадоксальная и нелогичная идея, которую трудно понять и еще труднее объяснить, непременно превосходит все прочее. Эта каста блаженно считает, что 2+2=5, что мужчина может стать женщиной, а безумно дорогой ветряк сократит затраты на энергоносители, если так скажет человек в ранге доктора наук или профессора.

Это также многое говорит о том, насколько ограниченными стали наши правители. Странные идеи сводят с ума правительства на Западе как раз потому, что они ничего не значат. У наших руководителей нет идеологии, нет идей, нет концепций. Поэтому они и цепляются за трансгендерство, за критическую расовую теорию или за паникерство по поводу климата — ведь это придает им значимость, некое подобие цели. А власть ради власти мало чего стоит.

Прежде всего, лейбористы и политики основного направления утратили цивилизующую связь с простым народом, который должен влиять на них. Сегодняшние парламентарии из Лейбористской партии проводят больше времени в студенческих центрах отдыха и развлечений Оксфорда и Кембриджа, чем в рабочих клубах. Чем больше лейбористы превращаются в политическое крыло класса профессиональных управленцев, тем чаще они становятся жертвами эксклюзивных убеждений, которые глубоко проникли в ряды верхушки британской буржуазии.На самом деле, проблема нашей эпохи — это не массовая истерия, а истерия элиты. Это пугающая способность истэблишмента хвататься то за одну сумасбродную и вредную идею, то за другую, чтобы потом тихо и спокойно отказаться от нее и перейти к следующей. В этом есть нечто успокаивающее. Если сконцентрироваться, то вполне можно себе представить, что правящий класс сейчас выбросит за борт это трансгендерное безумие. Что эти чары развеялись. «Когда одержимость сходит на нет, большинство людей делают вид, что они никогда и не верили в эти вещи», — пишет неизменно мудрая Лайонел Шрайвер. Может быть, трансгендерный экстремизм в один прекрасный день поставят в один ряд с войной в Ираке, с ковидными локдаунами и прическами маллет (помолимся за это), и все будут говорить, что уж они-то всегда были против этого. Поэтому-то и прозвучало вчера заявление Филлипсон, которая сегодня утверждает, что она всегда была в состоянии войны с оруэлловской Остазией.