Галина Жибарева в течении полумесяца оказывала медицинскую помощь первому космонавту Земли

источник: ufodos.org.ua
Пожалуй, в Севастополе трудно найти человека, который имел бы в относительно недалеком прошлом такую фантастическую возможность изо дня в день на протяжении полумесяца общаться по многу часов с Юрием Алексеевичем Гагариным. И пусть судьба распорядилась так, что Галина Глебовна Жибарева как врач, а первый космонавт Земли – как ее пациент подолгу беседовали и днем, и вечерами в обстановке больничной палаты, для нашей землячки (она ушла из жизни 10 лет назад) эти пятнадцать осенних дней на Южном берегу Крыма оставались как яркое, ничем и никогда потом не затененное воспоминание о встрече с человеком поистине необыкновенным, хотя таким простым, доступным и очень земным…

Галина Глебовна Жибарева более полувека работала невропатологом. По рождению она – ленинградка, росла в семье инженера-путейца. В ноябре 1937 года отца арестовали и вскоре стало известно, что ему, как «врагу народа», присудили 10 лет без права переписки. Сегодня мы все хорошо знаем, что это значило. Родитель Галины Жибаревой давно реабилитирован, но, к сожалению, посмертно.

Трудно ей было, конечно, выбиваться в люди. Она хорошо помнит, как тяжко жилось с матерью в ссылке в Соль-Илецке…

Но случались чудеса и в те свинцовые времена. В феврале 1942 года ей удалось поступить в первый Харьковский мединститут, находящийся в эвакуации в г. Чкаловске. В нем обучали по сокращенной программе. Затем – реэвакуация вуза в Харьков, голодная и холодная Москва, где она решила остаться. Вскоре нашлась работа – в госпитале для летчиков, на станции Опалиха. По рекомендации командования штаба истребительной авиации ПВО Красной Армии она после победного мая 45-го продолжила учебу и окончила Ленинградский мединститут в 1947 году.

Распределение получила в Новгородскую область, прослушала спецкурсы невропатологов, и с лета 1956 года, после перевода мужа сюда, в Севастополь, она почти на 30 лет связала свою судьбу с госпиталем КЧФ.

Последние годы своей жизни Г.Г. Жибарева, находясь на пенсии, продолжала много сил отдавать любимому делу в отделении медосмотров при первой горбольнице…

Вглядитесь в фотографию, на которой Галина Глебовна запечатлена с первым космонавтом Земли. Живые, задорные глаза, нежные ямочки щек, такая притягательная улыбка. Заметьте: у обоих! Честное слово, годы, конечно, штука коварная, но есть люди, которых и они одолевают с трудом. К таким и относилась наша с вами землячка. Она выглядела большой оптимисткой и прекрасной рассказчицей, в чем, право слово, читатель сумеет вполне убедиться незамедлительно.

…В час ночи на четвертое октября 1961 года в арку дома № 7 на проспекте Нахимова бесшумно вкатил «козел». Из машины в средний подъезд метнулась тень человека в белом халате. Галина Жибарева в тот день только сменилась с дежурства и не легла еще спать потому, что зачиталась «Крестоносцами» Сенкевича. В коридоре прогромыхали шаги, прерывистый звонок в дверь, встревоженное, осунувшееся лицо хирурга В.А. Крамерова:

-Галочка, собирайся, приказ…

-Куда?

-Узнаешь на месте.

Она отчетливо помнит, как они торопились вниз с Володей Крамеровым, как скатывались по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки. В машине уже сидели флагманский хирург М.Г. Шипунов, опытная медсестра Н.П. Иноземцева, державшая на коленях два круглых металлических бигса с инструментами. Все как-то отрешенно молчали. Взревел мотор. Сапун-гора. Темная вуаль придорожных кустарников. Ночная, уже по-осеннему зябкая прохлада. И зайцы – один, второй, ненароком влетавшие в лучевой коридор, прижавшие уши, такие беспомощные и нереальные…

В тихий район Южнобережья, недалеко от Фороса, где располагалась некогда дача А.М. Горького «Тессели», а в то время отдыхали космонавты, севастопольские медики добрались далеко за полночь. Машина стремительно скатывалась вниз вдоль аллей старинного парка, мимо серебристых ставков с причудливыми протоками в царстве хвои и тишины. И – как удар гонга – щедро освещенный, буквально пышущий светом коттедж. Их встречали и ждали давно. Мелькнули встревоженные лица военных, несколько напряженных женских фигур, и, наконец, просторная, чуть затененная комната, лежащий в углу на кровати человек на спине со следами крови на лице. Он был без сознания, дышал тяжело и неровно.

-Кто? Кто он?

-Да ведь это Гагарин!

Буквально через десять минут в соседнем помещении развернули операционную. К столу за главного стал М.Г. Шипунов, В.А. Крамеров ему ассистировал, а Г.Г. Жибарева считала пульс, давала общий наркоз.

Черепная травма оказалась далеко не безобидной. Повреждение передней стенки левой лобной пазухи, обширное кровоизлияние верхней части лица. Удалили девять костных осколков, наложили швы. Сделали все, что необходимо, и сделали мастерски – сюда прислали лучших из лучших. И с того предрассветного, холодного утра Галина Жибарева заступила на бессрочное – сколько понадобится! – дежурство у постели больного. Она получила один-единственный приказ: быть при Юрии Гагарине неотлучной сиделкой, вести историю болезни. И строжайше выполнять все предписания М.Г. Шипунова, главного лечащего врача…

В небольшой квартирке Галины Глебовны много цветов. Интерьер привлекает цветовой гаммой гармонично уживающихся рядом вещей и мебели. На туалетном столике в зеленом сафьяновом футляре, плотно прижатая с одной стороны стеклянной створкой, — большая цветная фотография Ю.А. Гагарина. Поперек снимка надпись: «Галине Глебовне на добрую память за заботу, внимание и любовь к больному. С благодарностью Гагарин, 12.10.61 г.».

— Вы знаете, просидев столько дней и ночей рядом с этим обаятельным мальчиком, я пришла к мысли, что покой ему всегда «лишь только снился», — со смехом и явной симпатией рассказывала мне Галина Глебовна. — На этой правительственной даче, когда мы туда прибыли по столь тревожному поводу, было пусто, уже почти все космонавты разъехались. Оставались руководитель полетов Н.П. Каманин, Г.С. Титов и Ю.А. Гагарин с женой Валентиной и маленькой дочкой Галюсей, моей тезкой. Так вот, ни у кого, кроме Юры, не было на счету даже в этом тихом уголке южного Крыма подобных из ряда вон выходящих «приключений». Его, Гагарина, они явно привечали. Но посудите сами: ему во что бы то ни стало хотелось допрыгнуть до нижней ветки толстущего кедра, где часто усаживалась любопытная белочка, чтобы коснуться ее хвоста. И как-то он «допрыгался» — кеды скользнули по влажной хвое, и он прямо бедром угодил на торчащий из-под корней железный прут. Распорол на ноге кожу, неделю ходил перевязанный.

Но это оказалось малым испытанием для его неуемной натуры. В общем-то, не будучи отменным пловцом, он как-то, невзирая на волнение моря, сел в лодку и поплыл. Поплыл не оглядываясь. Начинался шторм. Гагарина хватились, прислали спешно спасателей из Ялты. Но он выгреб к берегу сам, со взмокшей челкой на лбу, возбужденный, но необычайно довольный собой. Но на этот раз, как видите, не обошлось… Как он уверял меня, прыгать вниз на бесконечных тренировках ему доводилось и с более высокой отметки. А тут бельэтажик, ну в двух метрах от клумбы. Детские игры! Но не рассчитал чего-то да так приложился виском к кирпичному острому бордюру, что дело оказалось уже нешуточным…

От автора. Когда впервые печатался этот очерк (в апреле 1989 года), чисто бытовые «ужимки и прыжки» космонавта № 1 на даче «Тессели» в начале октября 1961 года в плане любой огласки подлежали строжайшей цензуре. Вот почему Галина Жибарева очень близкую к истине версию падения Ю. Гагарина на клумбу мне тогда, конечно, рассказала, но попросила ни в кому случае ее не публиковать.

А «детские игры» Юрия Гагарина в Форосе плохо закончились потому, что он (ну с кем не бывает!) сразу же после приезда на отдых, как говорится, «положил глаз» на смазливую санитарочку Аню Афанасову. Поздней ночью, изрядно выпив на прощальном вечере в обществе Н. Каманина и Г. Титова, он, вместо того чтобы сразу идти в свой номер, зашел «попрощаться» с симпатичной санитарочкой. В газете «Факты» за 14 апреля 2006 г. Аня Афанасова вспоминает: «Гагарин вошел в комнату, закрыл дверь на ключ и со словами «Ну что, будешь кричать?» пытался меня поцеловать. В это время раздался стук в дверь, это была его жена Валентина. Гагарин, избегая громкого скандала, выпрыгнул с балкона, зацепился ногой за ствол глицинии и получил ранение…»

Таковой бывает простая, как воды глоток, проза жизни. К чести Гагарина, он перед отъездом попросил прощения у санитарочки, а с нее самой сотрудник КГБ взял строжайшее обещание ни о чем никому не рассказывать…

…Гагарин шел на поправку быстро. Уже на третьи сутки пытался встать, но Галина Глебовна довольно твердо дала понять: поблажек не будет. Никаких! Хотел украдкой что-либо почитать (а читатель он был отменный!) – опять же отказ. И потекли многочасовые беседы, воспоминания, совершенно неожиданные признания.

Например, как-то Галина Глебовна спросила: насколько страшно было решиться на полет? Он ответил: «После собак, которые во втором пробном запуске нормально приземлились, появилась у меня какая-то жуткая уверенность в том, что все будет нормально. Хотя… — Тут он попросил ее наклониться и прошептал ей на ухо: — Только никому! Третий и четвертый запуски мы, однако, профукали… Но отказаться от полета – себя до самой смерти казнить»…

О чем еще они говорили? О самых различных вещах. О детях. О будущем. О Земле. О любви к жизни. Но лишнего Юрий Алексеевич себе почти не позволял, всегда помнил, кто есть кто. Известно, к примеру, что имя академика С.П. Королева в 1961 году нигде в общедоступном плане не произносилось. О нем глухо молчала пресса. Молчал о нем и первый из людей планеты, кому Сергей Павлович доверил штурвал своего космического корабля. Гагарин, тщательно обходя тему о Королеве, лишь однажды скупо обронил: «Это – гениальный человек. Но, как главный конструктор, он вынужденно долгие годы остается в тени. И не жалеет …»

Галина Глебовна вспоминала, как неожиданно удивлял (и не единожды) ее подопечный, когда шел разговор о любимых книгах, о литературных персонажах. Самое главное, Ю.А. Гагарин не имел привычки поражать кого бы то ни было своей эрудицией. Разговоры были как бы нарочито будничными, вроде ему даже претило вытаскивать на свет белый свой «багаж» знаний. Но натура порой брала свое, человеком он был азартным, легко загорающимся.

— Помню такую дискуссию нашу, — рассказывает Галина Глебовна.- Зашел разговор о самых любимых книгах. «Прошли» — с обоюдной симпатией – Диккенса, вспомнили пикантные детали из почему-то ходившего тогда в списках «солененького» рассказа В.В. Вересаева и, наконец, добрались до творчества Генрика Сенкевича. Его-то любимого я знаю преотлично. Решила Юру подзадорить: «Какие вещи читал? Так, «Крестоносцы», «Пан Володыевский», «Огнем и мечом»… А вот бьюсь на пари: о романе «Камо грядеши» и не слышал?»

В его глазах мелькнуло как будто два бесенка. Помолчал. Смежил на миг веки. Сказал: «Загибай пальцы». И через минуту выдал на память целую галерею героев романа: Нерон, Поппея, философ Сенека, патриций Петроний. Даже апостола Павла не забыл…

Отношение к людям у него было однозначным: если кого-то не воспринимал — это, поверьте, чувствовалось. Например, явно не любил трех своих телохранителей, они постоянно жили за стенкой. Но проявлялось это разве что в излишней деликатности. А вот хохмить Юрий Алексеевич, отбросив всяческие церемонии, позволял себе только с людьми, которым он явно симпатизировал. Рассказывал, как однажды разыграл своего товарища, кажется, Бондаренко. Угостил его сигареткой, которая как только ее раскурили, эдаким подленьким образом взорвалась. Вот уж поистине авантюрный парень…

Но вот на памяти самый живой пример. Как-то совсем невмоготу ему стало от долгого лежания.

Говорит он мне:

-Давай разыграем главврача.

-А как?

-Скажи, мол, у Гагарина поднялось давление.

Иду, докладываю. Вбегает встревоженный Шипунов, берет Гагарина за руку, накладывает липучку, измеряет давление: 160 на 100. В чем дело?! Он уже был готов поднять на ноги весь медперсонал, когда Гагарин голосом эдакой невинной овечки говорит: «Моисей Григорьевич, вы, может быть, ошиблись?»

Вновь тот производит замеры – и удивлению нет конца: 120 на 80.

Знаете, рассказывает далее Галина Глебовна, я неоднократно убеждалась, насколько виртуозно владел собой, своим организмом этот удивительный мальчик! Он мог шутя вызвать у себя тахикардию и через минуту привести сердце в норму.

А однажды я, наверное, сильно разжалобила его и попросила все-таки заснуть – так хотелось сбегать на часок искупаться в «Райский уголок». Он деловито повернулся лицом к стене, только спросил: «Сколько часов нужно спать?» И, услышав, что не менее четырех, тут же – через минуту – стал сладко посапывать. А проснулся спустя 3 часа 50 минут. Трудно быть, конечно, первым, но лидер должен уметь многое из того, чего не может большинство…

…Мы беседовали с Галиной Глебовной уже более двух часов, а время как бы замерло на одной точке – так все интересно. Ведь в памяти этой женщины сохранились такие черточки гагаринской натуры, его воззрений, какие он не раскрывал и десяткам людей, бравших у него многочисленные интервью.

Например такое…

— А было страшно в самом полете?

— Было. Выдался один леденящий кровь момент, когда подумалось: «Ну все!» Но я его прожил и прошел… Кстати, сейчас часто пишут в газетах, что при отрыве от земли я сказал: «Поехали!» Вообще-то я, помнится, сделал акцент на другое, еще одно слово: «Ну, поехали!» Так-то достовернее…

Легендарная фотография: Ю.Гагарин и Г.Жибарева в больничной палате (Крым, 1961 год)

Никто, видимо, никогда и не узнает, что имел в виду Юрий Гагарин, говоря о «леденящем кровь моменте»: он был из тех людей, которым претило вести речь о собственных слабостях. Впрочем, не о них и разговор. Природу человека переделать невозможно, а вот подавить инстинкты, суметь перешагнуть через роковую черту неизведанного – сие доступно немногим. Но доступно!

Его мечты… Гагарин был нежным отцом, он часто и охотно говорил о своих дочерях. Например, его забавляло, к кому первому пойдет самостоятельно младшенькая, Галочка? Но Галину Глебовну поразило другое. Как-то он ей признался: «У меня есть две мечты. Одна – осуществимая. А другая… наверное, нет. Я непременно должен слетать на Луну. Так в это верится! А вот для своей «Волги» желтые фары, сдается, никогда не пробью». И он замолчал.

Галина Глебовна была буквально поражена. Луна и… фары? Видимо, заметив недоумение на ее лице, Гагарин пояснил: «Желтыми фарами оснащают только правительственные машины. И их никто не смеет останавливать. Мне порой ведь так трудно быть Юрием Гагариным… Хочется хоть чуточку покоя. Хоть чуточку».

Таким он парнем был… Веселым и отважным, предельно собранным и безбашенным, серьезным и озорным. Любил катать бильярдные шары, рассказывать анекдоты, но при этом неизменно в мужской компании, а потому настойчиво выпроваживал за дверь свою сиделку. Надолго умолкал, слушая песни Робертино Лоретти. Обладал завидным аппетитом, ел все – без разбора. Но надо было видеть, с каким удовольствием уписывал он ананасные персики, которые ему как-то привезла из своего сада пожилая медсестричка Наталья Павловна Иноземцева.

То было время, когда до открытия ХХII съезда КПСС оставались считанные дни. Заволновалась пресса (конечно по телефону): «Куда исчез Гагарин?» В Форос зачастили представители высших эшелонов Министерства обороны. И было принято решение отправить Юрия Алексеевича самолетом в Москву, ведь он и Титов были делегатами съезда.

Незадолго до отлета он снова хотел встать на ноги, но Галина Глебовна не позволила. «Ладно, вот увидишь, я тебе придумаю и организую какую-нибудь неприятность», — пообещал он. А она как-то пропустила эту «угрозу» мимо ушей.

Провожал Гагарина весь персонал «Тессели» до самого трапа самолета. Солдаты несли его на носилках. Уже прозвучали на аэродроме последние приветы и теплые слова напутствия, когда он вдруг попросил, чтобы его вынесли из салона. Зачем? Галина Глебовна поняла это через несколько секунд, когда он сказал: «Я кое-что забыл». Жестом подозвал ее, попросил наклониться, лукаво улыбнулся и… крепко поцеловал при всем честном народе. Сдержал-таки слово!

…Когда Г.Г. Жибарева вернулась в госпиталь, она стала поистине знаменитостью. «Вы не поверите, на меня приходили смотреть, — рассказывала она. – Еще бы: столько дней и ночей у изголовья Гагарина».

Матросы, бывшие на излечении, жадно слушали ее рассказы и в конце-концов решили послать Юрию Алексеевичу посылку. Туда они вложили изготовленные из пластмассы и кипариса сувениры с морской атрибутикой. Адрес и письмо от имени коллектива отделения неврологии написала Галина Глебовна.

Вскоре после Нового года на ее имя пришли ответное послание и две упаковки вкуснейших, роскошно аранжированных конфет – явно из «Березки». Она долго сохраняла обе коробки, но так и не уберегла. О чем, призналась, сильно жалела. Но разве в этом дело? Главное – это память о замечательном человеке нашей эпохи, с которым свела ее судьба.

…Среди его личных вещей есть в Музее космонавтики пожелтевшая вырезка из «Комсомольской правды». Всего пять строк: «Когда говорят о подвиге, говорят о жизни. Жизнь – это все. Жизнь можно пить жадно, закрывая руками, дрожа над каждой каплей. И можно разом, щедро все отдать людям. Тогда рождается подвиг».

Он был именно таким, каким мечтал и каким хотел быть. И хочется от души воздать должное памяти скромного врача, Галины Глебовны Жибаревой, сумевшей в уже теперь далекие 80-е годы до мелочей донести до читателя такие черточки натуры самого первого гонца человечества в космос, которые сейчас, с первых «мгновений» третьего тысячелетия, право слово, дорогого стоят.

Леонид Сомов